Еще работали пневматические рычаги, вгонявшие нижнюю крышку люка в его гнездо, а подлодка, закончив спасение мальчика, уже стремительно погружалась в спокойные, безопасные глубины, ложась на свой курс. В госпитальном отсеке над телом мертвенно-бледного безжизненного Павлика склонился зоолог и врач подлодки Арсен Давидович Лордкипанидзе.
Счастье Павлика заключалось в том, что старший радист Плетнев принял из Ленинграда и передал капитану Воронцову шифрованную радиограмму лишь через час после того, как подлодка сняла мальчика с айсберга. Именно этот час спас ему жизнь.
Радиограмма была от Главного штаба морских сил и содержала чрезвычайно важные сообщения.
Органы Управления государственной безопасности установили, что одна иностранная держава, заинтересованная в ослаблении обороны наших дальневосточных берегов, неизвестным образом узнала маршрут «Пионера» и ее тайные агенты намереваются уничтожить подлодку во время ее остановки в Гибралтарском проливе или в другом удобном пункте ее маршрута. Поэтому Главный штаб предлагает капитану Воронцову идти во Владивосток, не останавливаясь в Гибралтарском проливе, и не через Индийский океан, а вокруг мыса Горн и через Тихий океан, держаться в течение всего пути на больших глубинах, соблюдать полную секретность, ничем не обнаруживая себя. Это изменение маршрута должно повлечь за собой и перестройку плана научных работ экспедиции. Однако Главный штаб подтверждает, что при всех обстоятельствах срок прибытия подлодки во Владивосток остается неизменным – двадцать третье августа.
Не могло быть сомнения, что, если бы капитан Воронцов получил эту радиограмму немного раньше, он медленно удалился бы от места гибели «Диогена», возле которого собралось так много судов и где малейшая случайность могла обнаружить присутствие «Пионера». Нетрудно себе представить, какая участь ожидала бы Павлика в этом случае…
Командир подлодки стоял в коридоре и внимательно перечитывал листок бумаги с расшифрованной радиограммой. Радист Плетнев, маленький, сухой, с темным, сморщенным, как сушеная груша, лицом, стоял перед командиром. На левой руке у него не хватало двух пальцев – память о длительной зимовке на одном из дальних островов Советской Арктики и о трагической встрече там с белой медведицей и двумя медвежатами – впрочем, более трагической для этой медвежьей семьи, чем для Плетнева.
Радист терпеливо ждал распоряжений командира. Стены коридора и выходящие в него с обеих сторон двери под мягким светом электрических ламп матово поблескивали лаком своей темно-красной полировки. Узорчатая каучуковая дорожка тянулась по полу. Из нескольких круглых люков, вырезанных в полу и огражденных легким полукругом перил, вырывались столбы яркого света и доносился тихий, шелестящий шум работавших машин.