До чего точно подмечено: бедняк задумал в одну ночь разбогатеть. Что из этого может получиться? Христо ревниво взглянул на лицо Стоила — прокопченное, словно лик святого на иконе, и окончательно убедился, что им не понять друг друга. Если бы он выдал свои сокровенные мысли, Стоил наверняка бы их отверг. А спасовать означало признать правоту Стоила, его принцип.
Всеми этими соображениями он не мог поделиться не только с Храновым — смешно подумать, — но и вообще с кем бы то ни было. Да, он одинок, эта мысль в который уже раз приходит к нему. На его месте любой почувствует себя одиноким: homo homini[5]…
— Да-а-а, — после долгого молчания протянул Хранов. — Вот слушал я тебя и все пытался как-то раскусить Стоила. Волей-неволей подумаешь: если оно действительно так, как ты рассказываешь, — не иначе, рехнулся человек.
Озабоченный тон партийного начальства побудил Караджова поскорее застраховаться.
— Бай Сава, я с тобой поделился, да только не надо пока звонить во все колокола, ладно? Сам понимаешь, положение у меня деликатное, мы с ним друзья, со Стоилом, вместе работаем, и вообще это дело непростое, тонкое, в подобных случаях негоже рубить с плеча. А вдруг я не так понял его?
— Спору нет! — согласился Хранов. — Я даже думаю, не лучше ли было бы собраться нам втроем, сообща пораскинуть мозгами, авось полегоньку-потихоньку удастся вернуть заблудшую овцу в кошару. Все мы люди, чего в жизни не бывает…
По дороге на завод Караджов перебирал в памяти подробности разговора с Храновым и никак не мог избавиться от неприятного чувства, что предал Стоила. Во всем теле была тяжесть, как после шумной попойки, бежавшие мимо машины, дома сливались в сплошную стену. Начинается, подумал он.
«Волга» затормозила у объединения. Караджов отпустил шофера, прошел к себе в кабинет, позвал секретаршу, велел связать его с Софией и никого не пускать. И тут невольно подумал о том, что вроде бы и не собирался говорить ни с генеральным директором, ни с заместителем министра. Так же как, идя в окружном, он не знал, что именно будет рассказывать о Дженеве.
С генеральным разговор был непродолжительным. Караджов ответил на его вопросы, что-то записал в блокнот и дал понять, что особых проблем у него нет, если не считать истории с Дженевым, которую тут же вкратце изложил.
— Он что, на взыскание напрашивается? — грозно спросил генеральный. И приказал Караджову разобраться с этим делом.
— Передай своему Дженеву, что он мне лично ответит, если и впредь будет оригинальничать. Хорош зам по производству!
Караджов учтиво помолчал, затем с важным видом заверил шефа, что оснований для беспокойства не будет.