Миятев, как видно, тоже заметил это. «Квадратура круга, понимаете? — сказал он. — Неразрешимая задача. А может, и еще что-нибудь. В заводских порядках столько неразберихи…» Дженеву понравились жесткие нотки в тоне инженера. Значит, и Миятева занимают неполадки. А первое время, когда его избрали секретарем, он был такой ретивый: товарищ Дженев, мы мобилизуем коллектив, мы подхватим почин, развернем соревнование, улучшим наглядную агитацию, изыщем резервы…
«Много неразберихи, говоришь? — повторил Дженев. — В нормировании, от которого зависит качество, в организации труда, которая сказывается на производительности, — не так ли?» «Частенько слово расходится с делом, — добавил Миятев, — противоречий хоть отбавляй». «Все верно, товарищ Миятев, — сказал он на прощанье. — Так что пора уже брать быка за рога».
Дженев перевернул еще несколько страниц со своими записями, но мысль его снова и снова убегала к Миятеву. Бонев требует объяснить причины брака. А что, если вынести вопрос на обсуждение парткома и рассмотреть его в более широком плане — в плане повышения производительности труда, — а затем доложить первому секретарю общее мнение? Окажется ли на высоте Миятев, не растеряются ли члены парткома под ударами караджовских молний? Он перебрал в уме все партийное руководство, взвесил характер каждого и вернулся к Миятеву. Судя по сегодняшнему разговору, он прошел довольно долгий путь. Многолетние наблюдения Дженева показывали, что мерилом человека является его умение, сталкиваясь с подлинными противоречиями, не пасовать перед ними. Приспособленцы любят разглагольствовать о проблемах и действенных мерах, но, чуть только дойдет до конкретного дела, противоречия каким-то необъяснимым образом исчезают, а перечень действенных мер сводится к «усилиям администрации», «повышению личного авторитета», «организации доски соревнования» и тому подобному. Знаком ли Миятев с этим явлением? Похоже, знаком, да и среди членов парткома немало мыслящих людей — Крыстев, Попангелов, Батошева из финансового отдела, этот шутник Грынчаров и Кралев из отдела труда и зарплаты.
Вошли Белоземов и Константин. Белоземов был, как всегда, подтянут и свеж — он принадлежал к тому типу мужчин, перед которыми старость кажется бессильной: убежденный холостяк, он следил за здоровьем, строго соблюдал режим. Константин, наоборот, выглядел неважно — глаза у него были красные, словно он недоспал, движения вялые. Дженев невольно вспомнил о Диманке — давненько он ее не видел.
Встреча была недолгой. Договорились о том, что Белоземов и Константин в кратчайший срок оформят всю документацию.