— Я идиот. Даже если у меня нет алиби для этого убийства, то для того, которое было раньше, оно у меня обязательно есть.
Ему пришлось разыскать в газетах дату предыдущего преступления. Это было 2 апреля. Спокойно. Он вновь обратился к своей записной книжке. И тут спокойствие его покинуло. Против даты 2 апреля было пусто.
Его смех прозвучал фальшиво, и легкая дрожь пробежала у него по спине.
— Что ж я действительно мог делать второго апреля?
2 апреля был четверг. Он должен был провести этот день за составлением задач для воскресных страничек нескольких провинциальных газет. Да и весь вечер ему предстояло провести за этим занятием. Он еще раз пролистал записную книжку. Первого апреля он ходил в кино смотреть «Кузенов». 3 апреля он ужинал с Жераром у Клотильды. А 2 апреля — пустая страница.
— Насколько я понимаю, у меня нет прочного алиби ни для первого преступления, ни для второго. Полиция меня может совершенно спокойно задержать. Правда, у них нет ни одного серьезного свидетельства, если не считать заявления этого вьетнамца. А по прошествии трех дней этому психу может хватить ума опознать во мне того типа, которого он видел вместе с той девчонкой…
Он снова взял вчерашнюю газету с фотографией жертвы. Он с дотошностью изучил эту фотографию, стремясь найти знакомые черты.
— Нет, это мне ни о чем не говорит. Совсем ни о чем.
Пожав плечами, он попытался успокоить себя тем, что в Париже наверняка найдется множество скуластых мужчин с широко посаженными глазами и что в настоящий момент графоманы и маньяки десятками усаживаются за столы и принимаются писать, изменяя свой почерк, письма-доносы на своих родственников или соседей.
— В конце концов мне нечего бояться. Я прекрасно знаю, что я никогда никого не убивал!
— Мяу! — отозвался Алфил.
Жильбер устроился за своим столом, взял свои шахматные диаграммы, отпечатанные на плотной бумаге, и погрузился в составление задач. Он наклеивал на миниатюрные шахматные поля необходимые фигуры, которые вырезал из другого листа. Но ему никак не удавалось сосредоточиться на работе. Стоящий перед ним фоторобот, казалось, насмехался над ним. Он промучился таким образом до пяти часов, затем решил прогуляться, чтобы развеяться.
Консьержка беседовала у себя внизу с двумя сплетницами из дома. Три женщины что-то оживленно обсуждали. При приближении Жильбера они резко оборвали разговор. Жильбер заметил движение консьержки, которым она попыталась спрятать газету у себя за спиной, и нарочито сделал широкий приветственный жест. Своей спиной он почувствовал враждебные взгляды и вздохнул с облегчением, оказавшись на шумной улице.