Он жил на этой улице. Донцов решил повидаться с матерью друга, которая давно ничего не знала о судьбе сына. Решил рассказать ей все, хотя и боялся, что она может упасть от его страшных слов, рыдать и звать своего мальчика, которого давно нет на этом свете, как нет старшего, сгоревшего в огне войны под Ленинградом. «Так или иначе, я должен сказать ей правду», — настраивал себя Степан.
Встретив белобородого старика, Донцов обратился к нему:
— Где тут дом Пруидзе?
Старик пожал плечами:
— Много здесь Пруидзе.
— Его зовут Вано. Солдат он, на войне…
— Многие на войне.
— Послушай, старик, а Калистрат Пруидзе… его отец… Понимаешь?
— Калистрат? — старик опустил глаза. — Умер Калистрат. Давно умер… А дом его — видишь, крыша в дырах — это его дом.
Донцов подошел к низкому глинобитному домику, глянул в окно — пусто. Постучал пальцем о стекло — никто не откликнулся. Открыл калитку и увидел старуху. Седая, сгорбленная, она стояла возле изгороди, отделяющей садик от жилья.
— Здравствуйте!
Старуха поставила ведро на землю, молча посмотрела на солдата, не понимая, что он хочет.
— Я друг вашего сына…
Она по-прежнему разглядывала Степана, не говоря ни слова.
— Служили вместе. Вот я и пришел.
Старуха молчала.
— Пришел сказать… Вано погиб…
Но и это не произвело на старуху никакого впечатления. Поджимая тонкие синие губы, она молчала, и в глазах у нее было полное равнодушие. Вдруг повернулась, пошла в сени и вынесла кружку воды. Молча подала солдату — пей. Пить не хотелось, однако, взяв кружку из ее дрожащих рук, Степан отхлебнул немного:
— Спасибо!
И опять дивился: хоть бы слово сказала; глухонемая, что ли? Собрался было уйти, как на дворе появилась девушка. Черненькая, стройная и, как показалась, давно знакомая. Чутьем поняла она, что перед ней друг Вано, и очень обрадовалась нежданному гостю. Обняла старуху, сказала ей что-то по-грузински, и та сразу преобразилась. Солдата повели в дом.
— А Вано не может приехать? Мы так ждем его, — заговорила девушка. — На один день хотя бы…
Степан догадался — Лейла. Это ее письма Вано перечитывал вслух на фронте!
Бровастая, стройная, стояла она посреди комнаты и ждала от Степана каких-то особенных слов, привезенных для нее оттуда, из огня войны, от любимого человека.
Донцов мялся, не зная как быть, и уже жалел, что пришел сюда. Хорошо, что старуха не поняла его, теперь он лучше промолчит. Сказать о смерти Вано сейчас он не в силах, этим можно убить и мать и девушку, которая так искренне улыбается ему.
Старуха поставила на стол чайник в синих горошках, принесла горсть изюма. Хлеба не было.