Два дня Наташу не могли отправить в госпиталь, и она находилась в санчасти. Донцов приходил по утрам и каждый раз задавал врачу один и тот же вопрос: как, опасно? Врач ничего определенного не говорил, отмалчивался или переводил разговор на другое. Да и сам, пожалуй, точно пока не знал. Но однажды сказал:
— Был в моей практике подобный случай — обошлось.
Узнав о ранении Наталки, в санчасть пришел Вано Пруидзе. Он весело поздоровался, стал уговаривать ее крепиться, не падать духом. Точь-в-точь так, как тогда она в сухумском госпитале, сидя у его койки.
На третий день Наталку завернули в тулуп, усадили на санки и санитары увезли ее в санбат, чтобы оттуда отправить в госпиталь. Донцов проводил санки до увала, а на обратном пути зашел в санчасть. Он понимал: пока Наталка была здесь, врач не мог сказать ему всю правду. Не имел права. И вот снова задал главный вопрос. Взяв разведчика за рукав и отведя его в сторону, врач заговорил о том, что медсестра Нечитайло будет жить. И замолчал. Разведчик насторожился, затаил дыхание: что же еще скажет врач? И услышал:
— Ей предстоит стать матерью… Надо бороться за две жизни…
Степан растерянно стоял, глядя вдаль. Затем быстро пошел вниз по глубокому снегу. Снег попадал за голенища, холодил ноги, но разведчик не обращал на это внимания, а может, просто не замечал.
Выйдя на взгорок, где еще недавно шли бои, остановился — немцы вон где, аж под той горой! Отступили!.. Мысленно уносился туда, в долину, где упала и не смогла подняться Наталка. Представлял ее дальнейшую трудную судьбу, которая, казалось, почему-то будет связана с его собственной судьбой. Уж очень жестокое и страшное время выпало на долю его поколения.
Стоял и думал, а из ущелья, из узла связи лилась музыка, доносились слова. Мягкий, грустный тенор рассказывал о величественных вершинах гор, но не этих, что все в снегу, а каких-то других, тех, что «спят во тьме ночной».
Степан устал, устал физически и духовно. Как хотелось бы уйти от всего этого, забыться, отдохнуть…
Налетевший ветер бросил в лицо снегом. Степан повернулся, подставил ветру спину и увидел сержанта Калашникова.
— Э-э, счастливчик! — выкрикнул тот, приостанавливаясь — Поздравляю!
Донцов смотрел на него, ничего не понимая: столько разных дум в голове.
— Да ты что, оглох?.. С офицерским званием тебя!..
Степан очнулся:
— Постой. Как же это?
— Тебе и Пруидзе!..
И только тут дошло: обхватил сержанта за плечи и так стиснул, что у того хрустнули косточки.
— Пусти, медведь! — взмолился Калашников. — Некогда мне. С поручением в штаб бегу… — и, приглушив голос, добавил, что ночью подошел полк из Сухуми, что сюда движется вся армия… Вот и послали его для связи…