Пруидзе бережно складывал письмо, задумывался.
Не мог не думать о войне и лейтенант. На его глазах немцы заняли почти всю Украину, Кубань, потопили в крови Белоруссию. Дальше, на севере, сковали в огненном кольце Ленинград. И вот сейчас, в эти дни, идут к Волге, на Кавказ…
Обливаясь потом, люди поднимались все выше в горы, жадно пили из попадавшихся на пути источников. Пили и не напивались: снежная вода, лишенная соляных примесей, не утоляла жажду. На привалах падали, как подрубленные, а отдохнув, вытягивались в цепочку и снова шли.
Тропа завела в рощу. Таких деревьев с большими пышными кронами многие никогда еще не видели.
— Чинары, — сказал Пруидзе.
— Так вот они какие! — удивился Донцов.
— Это что — мелочь, — продолжал Вано. — Дальше пойдем, в пять обхватов увидим… И граб, и железное дерево — самшит — увидим!
Донцов подошел к чинаре, похлопал по стволу ладонью:
— Вот бы на доски распустить.
— Распустить-то можно, — тотчас вмешался дед, — да как вывезешь? Ни на коне, ни на тракторе не подъехать. — И заключил: — Сколько добра пропадает.
— Кончится война — с пилами, с топорами придем. Дорогу построим, — пообещал Донцов.
— Ты-то придешь, а мне хотя бы войну протянуть…
— Да ты, Митрич, еще меня переживешь.
— Дай бог нашему теляти…
— Вот именно! А то — войну протянуть. Да война еще год-два и кончится. От силы — три.
— Тьфу! Типун тебе на язык! — сердито сплюнул дед. — Три года… Да ты что, рехнулся? Нешто мы враги себе — столько беду терпеть!
Донцов только крякнул в ответ.
Опять увалы, перекаты, угрюмые утесы. Роща в низине. Между утесами и рощей каменная площадка. Справа от нее — пропасть.
— Орлиные скалы! — послышалось впереди.
— Да вот же они, милые, — оживился дед.
Головеня не мог больше лежать в носилках. Кривясь от боли, пошел по тропе, не разрешая даже поддерживать себя.
Тропа, сдавленная скалами, сузилась — не разминуться и двум встречным. Темные утесы закрыли солнце, казалось, наступил вечер. Но так было недолго: утесы кончились и справа вновь открылась пропасть… Опять стало светло. Лейтенант остановился и, чуть нагнувшись, посмотрел вниз с обрыва: внизу такие же камни, хаос; где-то на самом дне шумит вода. Донцов с опаской следил за командиром и, когда тот отошел назад, со вздохом выронил:
— Стоит оступиться и…
— Зачем оступиться? — усмехнулся Вано. — Ходи хорошо. Вот так! — и, балансируя, пошел по самой кромке обрыва.
Наталка закрыла глаза: упадет. А Донцов схватил Вано за рукав и почти отшвырнул его в сторону:
— Псих! Жить надоело?
— Это ты псих. Я спокойно шел.
Орлиные скалы, как и говорил Матвей Митрич, оказались очень удобным местом для обороны. Лейтенант сразу оценил это и решил, что дальше идти незачем.