– Давайте не применять свое же оружие против самих себя. Будем соблюдать хоть какую-то научную этику. И к тому же, пяти человек на первое время вполне достаточно…
Кролл небрежно кивнул, а Лябах до того вскочивший со стула, бесформенно осел.
– Я думал… – нервно забормотал главврач. – Она не подойдет… Ведь ваш же специалист определил… Вот я и не стал лишний раз утруждать пустыми предложениями… Но если… Вдруг… То я… Никаких сложностей… Всегда рад услужить… – бессвязно забормотал он.
Но Семен уловил тайное нежелание… Теперь Лябах спохватился и не желал отдавать Веру… Она была только его жертвой! Это Семен мог понять по его лицу и без всякого чтения мыслей!
Только после натиска профессора главврач сильно испугался и готов был пойти на все, лишь бы его не прижали. А прижимать было за что. Семен успел разобраться. Лябах продавал своих пациентов не только Карлу Кроллу. И все это он проделывал в обход непосредственного начальства и их компаньона по делам подземного Муравейника. Кролл не ошибся. Лябах жульничал и складывал деньги себе в карман.
Но Семен промолчал. Еще не известно, где бедняг психиатрической лечебницы ждало большее зло. Может, оказавшись не в Муравейнике – у них появлялся шанс на спасение.
Тем временем, повинуясь указаниям главврача, медбрат выскочил в коридор и вскоре появился оттуда со следующей пациенткой.
– А вот наша цыпочка, – довольно проговорил Кролл, и весь его гнев куда-то испарился.
Девушка, как и все предыдущие жертвы – была в голубом больничном балахоне, на ногах надеты синие тапочки, волосы коротко пострижены, взгляд устремлен в пол.
«Её локоны! Её прекрасные золотисто-каштановые локоны! – с болью в сердце подумал Семен. – Но ничего, я тебя отогрею, ты вернешься к жизни! Обязательно! Ведь мне дадут хотя бы день… Чтобы с тобой попрощаться… До того как этот мираж…»
Комок застрял в горле, и Семен поспешно отвел глаза. Он не должен об этом думать! Он не должен так пристально смотреть! Он не должен себя выдать! Полное спокойствие и безразличие.
– Присаживайтесь, – проговорил Контор и, когда заметил, что при звуке его голоса девушка даже не шелохнулась, поспешно кивнул медбрату, чтобы тот её усадил.
Пациентка, подгоняемая санитаром, осторожно примостилась на стул в центре комнаты и застыла. Взгляды всех присутствующих устремились на новую жертву.
Она была хороша, если не сказать прекрасна! Ничто не могло её изуродовать – ни больничная роба, ни остриженные волосы… Она представляла собой некое подобие произведения искусства – далекая, загадочная и отрешенная… В чертах лица не было ни злобы, ни обиды, ни боли, ни страха… ничего, что хоть как-то могло бы выдать её страдания или унизить…