– Определенно, так оно и есть, – согласился сын. Взгляд его привлекла кровать. Глаза слегка сузились, когда молодой человек понял, что полог пошит из газовой материи. – Несколько вызывающе, я бы сказал, – заметил мистер Фенкот.
Графиня, рассмеявшись, ответила:
– Пустое! Разве комната не очаровательна?
Сын присел рядом и поцеловал ее руку.
– Прелестна и сумасбродна, как вы, маменька.
– Ты тоже хорош, – парировала она.
– Как же так, маменька? – отпуская ее ладонь, в притворном отчаянии воскликнул мистер Фенкот.
– Всегда сумасброден и столь же прелестен, – произнесла она, думая о том, что, пожалуй, будет совсем непросто отыскать двух таких же красивых молодых людей, как ее сыновья.
Представители высшего света, к которому они принадлежали, соглашались, хотя и несколько сдержанно, что братья Фенкоты красивы, вот только красота эта была не такой утонченной, как у их дражайшего родителя. Близнецы не унаследовали классической правильности черт его лица. Скорее уж они были похожи на мать. В свете ее признавали писаной красавицей, однако более беспристрастные люди сходились во мнении, что успех миледи зиждется на живости характера и обаянии, а не на особом изяществе лица. Поклонники постарше сравнивали шарм леди Денвилл с очарованием первой супруги пятого герцога Девоншира. Герцогиня также души не чаяла в своих детях, а в собственной расточительности порой доходила до крайностей.
Что же касается Кита Фенкота, то в свои двадцать четыре года он был хорошо сложенным молодым человеком, немного выше среднего роста, с широкими плечами и стройными ногами, красоту которых подчеркивали обтягивающие модные панталоны. Волосы он имел более темные, чем у матери. Его блестящие локоны можно было назвать скорее каштановыми, нежели золотистыми. В очертаниях губ молодого человека читалась твердость характера, совершенно несвойственная его дражайшей родительнице. А вот глаза Кит уж точно унаследовал от нее. Они отличались живостью, имели уникальный серо-голубоватый оттенок и редко не искрились добродушным весельем. Джентльмен столь очаровательно улыбался, что просто не мог не стать всеобщим любимцем.
Они были похожи с братом, как два четырехпенсовика, и лишь очень близкие знакомые смогли бы отличить одного близнеца от другого. Лицом и фигурой братья почти не отличались. Лишь когда оказывались рядом, становилось заметным, что Кит чуть выше Эвелина, а волосы старшего брата отливают багрянцем. Только весьма проницательный человек способен был обнаружить различие в выражении лиц близнецов, ибо в глазах Кита читалась доброта, а очи старшего брата светились безудержным весельем. Оба они тем не менее в одинаковой мере обладали душевной предрасположенностью к веселости и не любили хмуриться. Лишь опытный наблюдатель понимал, что Кит мог печалиться из-за сущих пустяков, которые Эвелин просто не замечал. С другой стороны, Эвелин способен был внезапно перейти от безудержного веселья к совершеннейшему отчаянию, тогда как Кит с его более ровным характером не знал столь внезапных перемен настроения. В детстве они могли ссориться из-за сущей безделицы, но тотчас же объединялись против любого, кто пытался навязать им свою волю. В годы отрочества именно Эвелин становился заводилой наиболее вопиющих «подвигов», а Киту приходилось придумывать, как из этих проблем выпутываться. Возмужав, каждый из братьев выбрал собственный жизненный путь. Обстоятельства могли надолго разлучить их, но ничто – ни огромные расстояния, ни существенные различия в складе ума – не ослабило связи между ними. Братья вовсе не страдали от разлуки, так как у каждого были свои интересы, однако, встретившись после долгих месяцев расставания, вели себя так, словно не виделись всего лишь неделю.