Оля опустила глаза. Снова взглянула на его руки:
«Я никогда не замечала, что у него такие красивые руки. В детстве они у него такие не были… А может, это оттого, что я только сейчас впервые рассмотрела их?» — подумала Оля и повторила беспечно:
— Да, пожалуйста. Закажи для меня маленькую чашечку.
— И пирожное?
— Да, и кусочек творожника.
Анджей молчал, дожидаясь, пока официантка принесет кофе и творожник.
Та очень скоро вновь появилась у столика.
Анджей так жадно, по-солдатски, набросился на кофе, что Олю это даже растрогало. Потом он стремительно выпрямился. Чашка была наполовину пуста.
— Ты мне что-то хотела сказать? — с напускной небрежностью вдруг спросил он.
Только теперь Оля заметила, что сын немного встревожен чем-то.
«Какой он еще ребенок, — подумала она, — ребенок, несмотря ни на что».
И улыбнулась.
— Ты должен очень нравиться женщинам, — неожиданно для самой себя проговорила она.
Анджей покраснел. Его темное лицо сделалось совсем пунцовым, он укоризненно посмотрел на мать.
— Ты никогда не говорила со мной так, мама, — сказал он.
Оля огорчилась.
— Ах, дорогой, — сказала она грустно, — я так редко говорила с тобой.
Анджей успокоился. Потупил взгляд, опустив длинные девичьи ресницы. Краска сбежала с его лица. Официантка, собиравшая посуду с соседнего столика, восхищенно поглядывала на него.
— Это скорее моя вина. Это я с тобой редко разговаривал И как раз об этом я и хотел потолковать.
— Ты тоже что-то хотел сказать мне?
— Конечно. Я бы не назначал тебе свидания в кофейне… ради удовольствия. Ты не ходила со мной в кофейню.
— Это было не в моих правилах.
— Ну да, да, сегодня торжественный день: я буду искренне говорить с матерью!
— Анджей, не смей так, — сказала Оля и прикрыла рукой его руку. Она почувствовала его костистый, напоминавший морского краба кулак, такой же, казалось, хрупкий, ломкий.
«Это рука моего сына», — подумала она.
— Отчего наши дети всегда такие чужие нам? — вслух проговорила она. — Никогда и ничего о них мы не знаем.
Анджей удивился.
— Мамочка, — сказал он весело, — сейчас, пожалуй, не стоит философствовать.
— Это твоя рука, — сказала Оля, не выпуская руки сына, — да ведь на ней кровь.
Анджей посерьезнел и вытянул руку из-под ладони матери. Словно невзначай он спрятал руки под столиком.
— Ты об этом хотела говорить? — спросил он.
— А ты? — вопросом на вопрос ответила она.
— Я не о том. — Анджей, точь-в-точь как Геленка, надул губы.
— А о чем?
— Сейчас мне немного тяжело, — медленно начал Анджей, — когда ты начала так патетически, я испугался. Ведь я хотел бы сказать совсем просто. Я никогда не осмелился бы сказать этого…