А самое крупное дело было с «зондерцугом», экстренным поездом: не пустили этот зондерцуг через Лиду.
— А как узнали о том, что пойдет особый состав? — спрашивает Роберт.
— Да случайно. Как-то работаем в депо, входит охранник, немец. Петер его звать. Как закричит: «Что копаетесь, черти, сейчас пойдет поезд особого назначения — зондерцуг!»
— Что ж это он вам выдал про поезд?
— Да сдуру, наверное… Ну, пока стоял поезд на станции, засыпали побольше песку в буксы, а смазку выбрали паклей. Поезд отошел от Лиды, буксы и загорелись.
С улицы доносится резкий свист дозорного. Шурик выглядывает в окно — полицейский патруль совершает по Слободке свой последний обход.
— Маскировка номер один, — говорит Шурик, берет гитару с кокетливым фиолетовым бантом, настраивая, пробегает по струнам. Маша хлопочет у стола. Бутылка, стаканы, тарелка с огурцами — все на месте. Заглянешь — собралась компания гуляк, и только.
— Сыграй, Шурик, «Катюшу», — просит Маша. — Хорошая песня, правда, товарищ Роберт?
МАГНИТНАЯ МИНА
Утром, едва стали вырисовываться дома на бледнеющем небе, Толя Качан запряг выпрошенную у соседа лошаденку, набросил на плечи брезентовый грязный плащ, пахнущий хлевом, обул болотные сапоги с высокими голенищами и не спеша выехал со двора. Свернул на проселок. На дне телеги под сеном бережно завернутые, чтоб не бренчали, патроны. Шурик от имени партизанского командования дал Толе важное поручение — доставить в лес «русские патроны»: не хватает для дегтяревских станкачей.
Вот песчаный пригорок, за ним река, брод, а там и низменные, болотные места, по ним и проходит невидимая граница, разделившая партизанскую зону от немецкой.
Вот и спуск к реке. Лошадь пошла резко, колеса, скрипя и вихляя, бегут по дороге все быстрее. Толя, подпрыгнув, садится на телегу и, отвернув рогожку, спрашивает:
— Как, Нинка, терпишь?
На сене, под рогожкой, свернулась калачиком двенадцатилетняя сестренка Толи, веснушчатая Нинка. Лицо ее покрыто капельками пота, мокрые волосы сбились на лбу.
— Жарко!
— Ну погоди немного, скоро и лес.
Журчит под колесами речушка, лошадь, раздувая бока, долго пьет воду, еще несущую в себе утренний холодок. Со стороны леса не спеша едут верхами трое — прямо к броду, где дорога уползает в речку и, вынырнув, с трудом взбирается на песчаный холм. Свои или чужие?
И вот уже различимы на фоне озими и свежей буйной травы их черные фуражки, черные куртки, простроченные двумя рядами светлых пуговиц. Дула карабинов за плечами. Шуцманы.
Толя, сдерживая волнение, старательно поправляет рогожу. Передний полицай спешивается, буравит глазами парня в высоких болотных сапогах.