Она уже поняла, что все потеряно, и ей сразу стало неудобно и неуютно на коленях у брата. Но она все еще надеялась, теперь уже испуганно и отчаянно.
— Скажи, — потребовала она.
Роберт, кажется, сделал движение, пытаясь освободиться или, может быть, просто сесть удобнее, но она отчаянно вцепилась в него.
— У борьбы свои законы, Сью, — глухо сказал Роберт. — Это страшные законы. Чтобы быть хорошим, как добрые герои сказок, надо быть или сказочно сильным, или отказаться от борьбы…
— Но почему же, Роб? — Она встала и подошла к окну.
— Потому, что чем меньше мы думаем о средствах, тем больше у нас шансов победить.
— Да, конечно, — подумав, тихо сказала она. — Так, конечно, проще победить. Но… Но я не понимаю тебя. Зачем это тебе? Сегодня, сейчас! Он появился так неожиданно… Случайно. Его могло и не быть! Разве ты не можешь не бороться? Просто помогать ему.
— Уж не влюбилась ли ты в нашего гостя? — спросил Роберт.
Сюзанна почувствовала по его голосу, что он улыбается, но хорошо, без насмешки.
— Нет, Роб. Впрочем… Не знаю! Но сейчас не в этом дело. Это гораздо серьезнее. Я чувствую, вижу, что он… он неуязвим! А ты… ты погибнешь, Роб.
— Ну, меня не так просто победить, Сью. Ты могла убедиться в этом хотя бы в Касилье.
— А если я тебя попрошу? — спросила она. — Очень попрошу?
— Я не смогу исполнить твою просьбу, — вздохнув, сказал он. — Извини, мне надо идти.
Сюзанна не оглянулась, когда он встал. Шаги его стали удаляться. Уже в дверях он остановился:
— Сью!
— Да, — не оборачиваясь, сказала она.
— Из дома сегодня выходить нельзя.
Сюзанна сказала только:
— Хорошо, Роб.
— И ночью — тоже!
Она молча кивнула.
Роберт ушел.
Сюзанна долго стояла у стеклянной стены, наблюдая, как в черных красках тучи, нависшей над озером, играли багровые лучи заходящего солнца. Кажется, мыслей у нее не было совсем. Только потом она поняла, что думала все это время не о брате, а о Викторе… О старике французе Регамэ… Об отце и маме, которых она не помнила… Как это будет хорошо, если люди совсем перестанут умирать от рака! И хорошо, если людям вообще не нужно будет отравлять свою юность борьбой за право жить… Думала об озлобленных, несчастных безработных у биржи труда в Касилье, бросавших в Роберта камни. О том, что Виктору, когда он вернется к себе, люди будут бросать цветы. Горы цветов… Русские, говорят, любят дарить цветы. А это очень красиво — идти по дороге, усыпанной цветами! Как в сказке, где добрые всегда побеждают злых…
Это были не мысли, а обрывки воспоминаний или мелькающие видения, пока одна мысль, пугающая, страшная, но неизбежная, не овладела ею. Она вспомнила о людях, укрывшихся в скалах, об их предводителе О’Мбата и о том, что Нтомби, ее служанка, когда они остаются вдвоем, называет ее иногда не этим неприятным словом «пунзи», а ласковым «номи» — «подружка». Нтомби совсем черная. Если она укутается во что-нибудь темное, ей будет легко ночью незамеченной добраться до поселка у озера…