— Известно кого. У пленных тиф, вот и вывозят в Кашары.
— Сволочи!
— Тише!
— Швагер говорил, всю больницу душевнобольных уничтожили в Кашарах. Вместе с врачами.
— А Швагер откуда знает?
— Дочка у него лежала в больнице…
— А…
Сосновский оглядел людей, окружавших его. Небритые, потемневшие мужские лица, усталые глаза женщин, застывшие болью, ненавистью, страхом. Здесь, у доски с приказами, напоминавшими о карах — ordnung, verboten, erschiepen (порядок, запрещено, расстрел), — трепетно билась понятная ему простая человеческая жизнь. Наверное, шепни он сейчас этим людям, позови за собой на борьбу, многие откликнулись бы, а может быть, среди них уже есть те, кто начал мстить?
Неторопливым шагом Роберт отправился к депо — там, над красным кирпичным зданием, дымились трубы котельной. Близ депо находилась резиденция железнодорожного шефа Лиды.
«СЕМЬДЕСЯТ ПЕРВЫЙ»
Из дневника Роберта. «Охранник привел меня в кабинет шефа. У шефа было багровое, самодовольное и сытое лицо. Я едва сдержал вздох облегчения. Этот немец как-то сразу стал ясен для меня. Над головой шефа радугой цвела раскрашенная карта военных действий. За спиной я чувствовал дыхание охранника. Шеф пристально глядел на меня прищуренными, утонувшими в лице глазами. Рядом с немцем в позе, выражающей почтительность, застыл высокий чубатый парень с заметным шрамом на смуглом лице. Телохранитель?
Переводчица, белокурая миловидная полька, доложила, тряхнув кудряшками:
— Русский инженер пришел к вам просить работу.
— Где он был до сих пор?
Я чуть было не ответил, не дожидаясь, пока полька переведет. Однако вовремя сдержал себя. Здесь не должны были догадываться, что я знаю немецкий.
— Работал на хуторах, у крестьян, — ответил я.
— Почему сразу не пришел?
— Боялся.
Я положил на стол листовку. Обращение: «Если вы добровольно сдадитесь в плен, немецкая администрация гарантирует вам свободу…»
— Инженер?
— Да.
— Работал на хуторах, говор-ишь? — по-украински спросил смуглый парень со шрамом. — А ну, покажи руки!
Я показал ему ладони. На них желтыми окаменевшими буграми вздулись мозоли. Еще бы, не одну партизанскую землянку вырыл я в лесах этими руками.
— Откуда родом? — спросил Кукелко.
— Из Киева.
— О! — вскрикнул смуглый. — Украинец? Земляк?
— Украинец!
— Пани Зося, — обратился смуглый парень к переводчице, — скажите пану шефу, чтобы хлопец остался в депо.
Немец выслушал переводчицу.
— Хорошо. Объясните этому, человеку, что при малейшей провинности он будет наказан. Пусть его отведут к пленным. Их семьдесят… Будет семьдесят первым.
Когда я в сопровождении пани Зосй выходил из кабинета, то, улучив момент, спросил переводчицу: