— Прошу успокоиться, паны, — крикнул пан Мартын и, обратившись к мамке, с иронической кротостью сказал:- Ты совершенно права, добрая женщина: мы, грешники, не должны бы быть в раю, но попали мы сюда по особым обстоятельствам и готовы уйти немедленно, как только нам прикажет милостивая панна.
Он ещё не кончил своих последних слов, когда откуда-то из отдалённых покоев раздался душу надрывающий вопль, затем другой; потом на мгновение всё стихло, но после этого раздался отчаянно громкий крик:
— Убил, окаянный, убил!
В доме начался переполох; со всех сторон только и слышалось:
— Держи убивца! Добьём его! Бей!
Всё блестящее общество, собравшееся около Ганночки, недоумённо переглядывалось между собою. Некоторые кинулись к окнам, но сквозь них не могли ничего рассмотреть.
— Пойдёмте, панове, узнаем, что там! — предложил Разумянский, которому всё это происшествие представлялось преудобным предлогом удалиться из комнаты Ганночки, где они пробыли гораздо дольше, чем позволяли на то приличия. — Припадаю к ногам, — низко поклонился пан Мартын Грушецкой, — пусть не гневается панна, если мы покинем её. Там что-то случилось, и необходимо наше присутствие… Но пусть панна будет уверена, что мы все — её верные слуги. Пусть лишь прикажет что-нибудь, и она увидит, что только смерть воспрепятствует исполнить нам её приказание.
Подобострастно вежливо поцеловал пан Мартын руку Ганночки и, низко кланяясь, пошёл к дверям; его товарищи начали выходить ещё раньше, и наконец покой опустел и женщины остались одни.
— Не иначе, как это — Петруха! — шептал Ивану Дмитрий. — Он всю дорогу бурлил и убить собирался.
— Больше некому, — согласился тот, — побежим посмотрим, взяли его или нет?
Старый Серёга и мамушка отошли к окну, в которое уже пробился свет. Серёга стал рассказывать о полной событий ночи; к ним скоро присоединился Иван и передал подробности своей поездки за подмогой. Мамушка только ахнула; она понимала, что и в самом деле чуть было не проспала своей красавицы боярышни, хотя никак не могла сообразить, откуда у неё столь крепкий сон мог явиться.
А там, дальше этого покоя, около людской кипело оживление. На лавке один, на полу другой — валялись облитые своей собственной кровью Гассан и Мегмет, головы которых были страшно изрублены топором. Оба калмыка были мертвы. Да и никто не выжил бы после тех зверских ударов, которые были нанесены им.
— Спали они, — рассказывали холопы, — и с чего так крепко, ума приложить нельзя!
Сергей и Фёдор переглянулись, почему столь крепко заснули оба приспешника лютого князя: они выпили по ошибке ковши с сонным зельем, которое было приготовлено для наезжих холопов, и заснули мёртвым сном. Зелье действовало так сильно, что Сергею стоило большого труда растолкать своих людей и горничных девок, не разбуженных даже царившим вокруг них шумом. Проснувшись, они не понимали решительно ничего из того, что происходило вокруг них, и с ужасом поглядывали на окровавленные трупы, прибрать которые пока никто и не думал.