Он подумал о Лауре, потом попытался о ней не думать. «Я скоро опять уеду, – сказал он вслух. – Я хочу быть в Париже до темноты».
Вдруг ему вспомнились дочки. Вчерашний день в «Артисе». Куры, гуси и свиньи на детской ферме, попугаи на шестках, обезьяны, львы и крокодилы. Совсем под конец они подошли к вольеру с медведями. Два спящих белых медведя лежали там между нагромождениями искусственных скал. В воде плавала морковь и кочаны салата; вчера тоже был снегопад, острые вершины и гребни искусственных скал покрывал тонкий слой снега. Его первой мыслью было, что в любом случае белые медведи не могут замерзнуть, разница в температуре для них не так существенна, как для обезьян, львов и попугаев. Но они были далеко от своего дома. И этот вольер – с грязной водой в слишком маленьком бассейне – прежде всего угнетал. Место, где можно подышать воздухом, вот и все. Это заставило его вспомнить о своей съемной комнате, и в ту самую секунду, когда он совместил эти два образа – свою одинокую комнату и медвежий вольер, – в нем снова поднялась жалость к самому себе. Волной, словно кислая отрыжка от испорченного блюда, она поднялась из его желудка и по пищеводу дошла до глотки.
– Папа, что с тобой? – спросила старшая дочь.
Она схватила его за руку. Младшая бросила медведям последний кусок черствого черного хлеба, но он попал в воду между кочанами салата и морковью.
– Ничего, милая, – сказал он.
Он даже не посмел на нее взглянуть, ему не хотелось расплакаться при дочерях. Впервые за этот день он почувствовал похмелье вчерашнего вечера (шесть банок пива, две трети бутылки виски), которое до сих пор спокойно спало, как большая мохнатая собака в своей корзине, и вот теперь эта собака медленно потянулась, подошла к нему и лизнула руку.
– Папа, ты сказал «Что за гребаный беспорядок!».
– Я так сказал?
Дочь не ответила.
– Мне жалко этих белых медведей, – сказал он. – Что они так далеко от дома. Что дома у них был такой простор, а здесь им приходится жить на маленьком кусочке скалы.
– Папа, пойдем домой?
Младшая дочь вытряхнула в медвежий вольер последние крошки из пакетика с хлебом.
– А не перекусить ли сначала жареной картошкой? – спросил он.
В кафетерии, где было заказано три пакета жареной картошки с майонезом, два стакана колы и две бутылки «Хейнекена», он почувствовал, что под одежду пробрался холод. Он встал, снял сначала куртку, а потом и свитер. Первую бутылку пива он к этому времени уже прикончил. Чтобы согреться, он стал махать руками. Слишком поздно он заметил огорченные мордашки дочек, которые, похоже, боялись на него смотреть.