Возвратившись домой, он обнаружил на крыльце Молчуна, сидящего у двери.
— Ну, а теперь что? — недовольно спросил Ражный. — Мы же обо всем договорились.
Волк осторожно взял его за рукав и сомкнул челюсти, давая понять, что настроен решительно. Он попытался выдернуть руки из пасти — зверь не отпустил, мало того, потянул к себе.
— Как это понимать?.. Ты же видел, я не успел, не застал живую. Она умерла. Я знаю, вы были друзьями… Ну и что? Мне тоже её жаль… Но все равно она бы не смогла жить в этом мире. И в лесу бы не смогла, потому что — человек.
Молчун выслушал его, не выпуская рукава, и снова потянул с крыльца.
— Что ты хочешь? — уже рассердился Ражный. — Я же сказал, она умерла! Ей не нашлось места, понимаешь? Жить среди людей — значит продаваться. Торговать душой и телом. А здесь она скоро бы озверела. Вот так, брат. Смерть для неё — спасение…
Увидев в ответ жёсткую зелень в волчьих глазах, он вскипел, вырвал руку, оставив в пасти клок камуфляжной куртки.
— Ты зверь, понял?! Только зверь! И не смей больше вмешиваться в человеческую жизнь! И в смерть тоже! А ты уже раз вмешался!.. В лес. Иди в лес и не показывайся на глаза!
Волк склонил голову перед вожаком, поджал хвост и, когда Ражный ступил через порог, обиженной походкой спустился с крыльца и тотчас же скрылся в темноте. Поведение его было порывом отчаяния, а значит, слабости, никак не сочетающейся с волчьей жизнью. Правда, следовало учесть, что Молчун почти с самого рождения познавал и впитывал не звериный, а человеческий образ жизни и, надо сказать, перенимал не лучшие его стороны, поскольку слабость губила всех одинаково, зверей и людей. Но отпущенный на волю, он больше не имел права на чувства — иначе его ждал бы такой же печальный конец, как и девицу со старинным и редким именем Милитина…
Визит Молчуна разозлил и обескуражил его одновременно, и чтобы отвлечься от мыслей, вызывающих дисгармонию, Ражный стал думать о предстоящем поединке и сразу забыл обо всем. Заложив двери на засов, он вошёл на поветь и, не зажигая света, стал готовить станок для работы. Для этого требовалось совсем немного времени — поднять и поставить каждый противовес на сторожок, чем-то напоминающий шептало в ружейном механизме, после чего сковать себя по рукам и ногам. Остальное уже никак не относилось к дедовской технике и зависело от воли и самоорганизации. Нехитрое это устройство могло возвысить человека, поднять и ввести его в состояние Правила, но могло превратиться в орудие казни — попросту разорвать на части.
Основная подготовка к взлёту проходила днём, при свете солнца, когда он впитывал его энергию. Человеческий организм, точнее, костяк, представлял собой самую совершённую солнечную батарею, способную накапливать мощнейший заряд. Иное дело, сам человек давно забыл об этом, хотя интуитивно все ещё тянулся к солнцу, и потому весной и стар и млад — все выползали на завалинки, выезжали к морю, на пляжи и бессмысленно тянули в себя миллионы вольт, если солнечную энергию можно измерять как электрическую. Бессмысленно, поскольку энергия эта оставалась невостребованной по причине того, что была утрачена способность высвобождать её и управлять ею.