Я тоскую по морю. По грязным и многолюдным пляжам, где я проводил каждое лето под вопли бродячих торговцев, предлагавших кокосы, крекеры, шарики моцареллы, фруктовый лед и газировку По громким крикам матерей, созывавших ребятишек, по радиоприемникам с ручкой, передававшим трансляции матчей и неаполитанский шансон, по мячам, что приземлялись на полотенце, пачкая его песком, или же нечаянно отскакивали в голову тем, кто меньше всего того ждал. По горячей, как в ванне, и мутной воде, где хочется отмокать и качаться на волнах целую вечность. Даже по обгоревшей коже, когда ложишься на прохладную простыню, перебарывая озноб, но долго не можешь сомкнуть глаз. Ностальгия умеет шутить такие шутки, заставляя скучать по тому, что совершенно не хотелось бы пережить вновь во всех подробностях.
Еще сильней я тоскую по тому морю, где позднее ходил на рыбачьих лодках. Мне нравилась такая подработка, я начинал дышать по-другому всякий раз, когда берег таял вдали и не было больше ничего, кроме голубой шири с горько-соленым запахом, к которому примешивалась вонь сетей и солярки. Когда море волновалось, мне становилось плохо и меня рвало. Теперь и это – драгоценнейшее воспоминание, лишнее подтверждение, что я и впрямь был в море, – доказательство, въевшееся в потроха.
Я вырос на морских романах. Меня завораживал список кораблей в “Илиаде”, а “Одиссею” я с детства инстинктивно воспринимал как исследование границ человеческого познания. Некий хитроумный и смелый человек, один за всех, описал их с самого начала. Я открыл и навсегда полюбил тайфуны и штили, закалившие капитанов Джозефа Конрада, с головой ушел в неотступную погоню за Моби Диком, демоном человеческого духа, воплотившимся в кашалоте. Я то болел за огромное китообразное, то чувствовал себя Измаилом, единственным, кто выжил после крушения “Пекода”, и теперь он обязан поведать миру эту историю. Теперь я знаю, что я одержим, как капитан Ахав. Мой Белый кит – это кокаин. Он точно так же неуловим и точно так же бороздит просторы всех океанов.
Шестьдесят процентов кокаина, изъятого за последние десять лет, было перехвачено в море или в портах. Так утверждает доклад ООН под сухим, но внушительным заголовком: “Трансатлантический рынок кокаина”. Шестьдесят процентов – это много, страшно много. Ведь и по всем прочим путям тоже идет непрерывное движение. Граница между Мексикой и Соединенными Штатами, крупнейшим в мире потребителем белого порошка, давно напоминает решето. Не проходит секунды, чтобы кто-нибудь не пересек ее с кокаином, спрятанным в пеленках младенца или в тортике, который бабушка испекла внучатам. Каждый год ее переходят двадцать миллионов человек – в этом с ней не сравнится никакая другая граница в мире. Из трех с лишним тысяч километров американцам удается контролировать не более трети – и это учитывая пятисоткилометровый барьер, вертолеты, охранные системы на инфракрасных лучах. Все это не в силах остановить даже потока нелегальных иммигрантов, с риском для жизни пересекающих пустыню, обогащая койотов – контрабандистов, провозящих живой товар и работающих на мексиканские картели. Более того, это дает им двойной источник дохода: если у тебя нет полутора-двух тысяч долларов, чтобы заплатить койоту, ты можешь рассчитаться, спрятав в своем багаже кокаин.