Бухта Ллойда. Две недели спустя
Жара стояла неописуемая. Солнце будто решило отыграться за предыдущие дни, когда оно скуповато освещало эти места, предпочитая большую часть дня прятаться за тучами, и врезало по морю не хуже двенадцатидюймового снаряда. В результате вода в бухте сияла, будто облитая сверху жидким серебром, а стальные борта кораблей накалились не хуже печек. Добавьте к этому практически полное отсутствие ветра, и станет понятно, каково было людям. Неудивительно, что на кораблях остался минимум народу, те, обойтись без которых никак не получалось. Большая же часть экипажей расположилась сейчас на берегу, ища прохлады в тени деревьев, и офицеры, кроме, пожалуй, самых ярых поборников дисциплины, занимались тем же самым. Разве что чуть в стороне, своей отдельной группой.
Хотя нет, не все. В стороне, скрытый от «Рюрика» бортами транспортных кораблей, звонко затрещал мотор. Похоже, у некоторых офицеров энтузиазм перевешивал даже желание воспользоваться испанским изобретением — сиестой — и подремать. Так что кое-кто из них, причем не только офицеры, но и кое-кто из матросов, сейчас трудились в поте лица. Нравы либерализовались стремительно, и нельзя сказать, чтобы Эссену это нравилось. Другое дело, и исправить это сейчас было сложно, а не можешь воспрепятствовать — возглавь. Истина старая, как мир, но от того не менее действенная. Или ты контролируешь процесс, или рискуешь, что он пойдет вразнос, а это чревато потерей боеспособности, чего допускать сейчас было никак нельзя.
А вот и источник шума и треска. На открытую воду, забавно переваливаясь на чуть заметных волнах, выкатилось странное чудо из реек и полотна. Интересно даже, такими волнами не раскачать и ялик, а этот монстр бултыхается так, что при одном взгляде на него даже опытный моряк рискует заработать приступ морской болезни. Расплата за высокий центр тяжести и общую неустойчивость конструкции, вот что это. Тем не менее, создателей данного чуда, похоже, не смутило бы, даже перевернись оно вверх ногами. Не так давно, кстати, уже переворачивалось, и что? Вернули в прежнее положение, перебрали мотор, высушили одежду и вновь готовы рисковать.
Мотор затарахтел сильнее, и аэроплан, точнее, то, что его создатели обозвали этим гордым словом, начал медленно разгоняться. Ну надо же, чуть ли не на коленке, воспользовавшись двигателем с катера и мастерской «Херсона», соорудили подобие авиационного двигателя, и теперь искренне надеются, что он заставит их этажерку летать. Ничего у них не получится…
Словно услышав мысли адмирала, мотор чихнул пару раз и замолк. Ну вот, что и требовалось доказать. В прошлый раз они пытались разогнать своего монстра против ветра, и в результате им удалось заставить его приподняться и даже пролететь не менее двух кабельтовых, а потом волна захлестнула поплавки, и машина… как это они называют? Скапотировала, вот. А без ветра они и вовсе не летают. Тем более в жару — то, что чем выше температура, тем сложнее взлететь, Эссен знал. Точнее, слышал как-то, но память у адмирала была не по-стариковски цепкой. А вообще, тут Эссен чуточку разочарованно вздохнул, жаль, конечно, что не получилось. Аэропланы для разведки весьма полезны. Он, конечно, моряк до мозга костей, но не ретроград. Хорошо помнит, чем кончилось неприятие адмиралами-марсофлотцами бронированных стальных утюгов. Отставанием и в технике, и, что самое главное, в тактике морских сражений. Так что лучше ошибиться, безуспешно рискнув внедрить что-то новое, чем погубить все, однажды от этого нового отказавшись. Прогресс не остановить, и тот, кто этого не понимает, рано или поздно отправится на свалку истории. Даже удивительно, что Эбергард, при всей его предусмотрительности, не запихнул в трюм «Херсона» пару нормальных моторов. Зато кое-что другое он туда положить не забыл, и теперь, чтобы все это богатство не осталось лежать мертвым грузом, Эссену волей-неволей предстояло воспользоваться одной из наработок командующего Черноморским флотом. И нарушить при этом все мыслимые и немыслимые правила ведения морской войны. Хотя, если вдуматься, на нем висит уже столько нарушений, что одним больше, одним меньше, не играет никакой роли.