Они уехали. В самом деле, уехали! Допросили свидетелей – тех, кого сочли нужным – и, помахав Грандеку ручкой на прощанье, укатили обратно в свой Берн. Чёрт возьми, я опоздала! В сердцах топнув ногой, я развернулась и зашагала обратно. Признаться, какая-то часть меня была немножечко рада такому повороту событий – я не хотела встречаться с комиссаром снова, это факт. И я, действительно, боялась услышать от него язвительное: «Мадам Лавиолетт, вы выдумали всё это исключительно с одной целью – очернить доброе имя невиновного! Вы убийца, мадам Лавиолетт! Вы убийца!»
Но, с другой стороны, меня грызло чувство вины. Перед Селиной было как-то неудобно… я, выходит, скрыла важную улику – которая, быть может, сыграла бы решающую роль в расследовании… При условии, конечно, что расследование вообще стали бы проводить. Я-то была уже практически на все сто уверена, что с приездом парижской полиции меня волоком оттащат в участок, а оттуда депортируют в Лион, где и казнят без суда и следствия на главной городской площади.
Наверное, я преувеличивала. Ладно, что уж там – я, действительно, преувеличивала. Но вы бы простили мне мои оскорбительные мысли в их адрес, если б знали, через какой кошмар мне довелось пройти после смерти Рене. Я, действительно, ждала удара со всех сторон, и я была убеждена, что этим людям жизненно необходимо отправить меня на гильотину, хотя по сути-то, думаю, мало кому из них было до меня дело. Не считая кое-кого из моих лионских «любимчиков», которые, действительно, пытались обвинить меня в убийстве Рене и даже завели дело. Но это скорее исключение, чем правило.
А тот же Витген… ну, что ещё он мог подумать, право? Моя шляпка на месте преступления, чем не улика? И то, что я путешествовала под другой фамилией – разве не подозрительно? Ах, да, ведь моя фамилия была Бланшар – та самая Жозефина Бланшар, которую пытались осудить за убийство собственного мужа месяц назад! Нашумевшее было дело, о, да, слышали, знаем… И вот эта женщина, чудом избежавшая правосудия, оказывается в Берне, рядом с местом очередного преступления, где находят её шляпку… Да, наверное, у комиссара Витгена и впрямь были все основания подозревать меня. Это если судить объективно.
Но тогда я ещё не могла быть объективной – слишком неясными были перспективы моего дальнейшего будущего, и слишком тоскливо было на душе от осознания того, что кто-то безжалостно задушил весёлую беззаботную девчушку-горничную, милую Селину. Которую я же, за пару часов до этого, собирала на свидание как заботливая мать или любящая старшая сестра. Ох, боже, у меня опять разболелась голова от этих мыслей…!