– Вы сгущаете краски, мадемуазель Вермаллен, – ровным голосом сказала я. – Это не означает ровным счётом ничего. Господин Теодор, художник из России, так же рисовал мой портрет, если вас это успокоит. И это ни в коем случае не подразумевает никакой тайной страсти между нами.
– Значит, и он тоже? – с обречённым видом спросила Габриэлла, как будто и не услышав окончания моей фразы. – Господи, неудивительно, при вашей-то внешности!
– Моей внешности? – Я рассмеялась предельно искренне. – Габриэлла, милая моя, давно ли вы смотрелись в зеркало? Вы само совершенство, говорю вам от всей души, без прикрас. Я мало встречала девушек, кто мог бы поспорить с вами в этой красоте. А ещё вы юны и очаровательны. И, я уверяю вас, я вам не соперница!
– Господи, господи… – Застонала она, взявшись за голову. – Ну почему вы такая милая? Ах, что вам стоило быть такой же, как эта противная Фальконе? Мне было бы гораздо легче говорить вам эти слова! А вы… слушаете эти мои ревнивые речи, успокаиваете меня… Ах, прошу, накричите на меня и прогоните прочь! Сделайте хоть что-нибудь, чтобы я смогла вас ненавидеть!
Приехали. Я удручённо вздохнула, и, встав со своего места, пересела к ней, опустившись на подлокотник её кресла. И, взяв её за плечи, развернула к себе.
– Послушайте, милая Габриэлла, я совсем не желаю с вами ссориться. Нам ни к чему быть врагами, и ваши претензии ко мне… слегка необоснованны, вот что, – с трудом мне удалось придумать нужные фразы, чтобы попытаться утешить её.
Утешить. Боже, какая ирония! О, да, мадемуазель Вермаллен, я с радостью вернула бы вам ваши же слова – ну почему вы такая милая? Зачем эта вежливость, к чему эти искренние мольбы, крики души, просьбы понять и войти в положение?
Если бы ты была такой же стервой, как Иветта Симонс, мне было бы гораздо проще! О-о, намного проще! И совсем по иному сценарию пошёл бы наш разговор. Я сама бы развязала войну за Габриеля, и выиграла бы её, без сомнения, если бы только ты начала по-другому, если бы только ты принялась угрожать мне, хамить или пытаться меня шантажировать! Не так уж и нужен мне был сам Гранье, но, клянусь, я бы соблазнила его из одного лишь принципа, назло тебе! Если бы только ты была такой же, как Иветта…
Но ты, милая Габриэлла, с этими слезами отчаяния в глазах, оказалась такой несчастной, что у меня язык не повернулся ответить тебе резкостью. С кем я собиралась сражаться? С ребёнком? С вот этим очаровательным невинным созданием, которое боялось меня до оторопи и даже не умело этого скрыть?
Боже, каким ничтожеством я почувствовала себя в тот момент!