Помощники шерифа вернулись и, неловко переминаясь, встали рядом. Их форма была перепачкана в пыли и паутине. Во время обыска они заметили енота на скате крыши с задней стороны дома, а также спугнули опоссума возле амбара. Опоссумы и еноты – злейшие враги, и до Дона могли донестись звуки их схватки, объяснил младший из пары, круглолицый сельский паренек, который, бесспорно, прекрасно разбирался во всякой ночной живности. Дон угостил ребят кофе и извинился за ложный вызов. В ярком свете кухонного светильника он стал задаваться вопросом, не была ли тревога и в самом деле ложной – побочным продуктом паранойи и изолированности, а то и, упаси господи, подступающей деменции. Происшествие уже начинало растворяться в вязкой жиже обычных дурных снов.
Более опытный из двоих поинтересовался, зачем Дон выкрутил в спальне лампочки. Дон не понял вопроса, и ему пояснили, что в светильнике на потолке и в прикроватном бра не было лампочек. Первый даже был отвинчен, плафон болтался на одном винте, из отверстия торчали провода. Нарушение пожарной безопасности, предупредил офицер, бросив на Дона косой взгляд, словно усомнившись в его здравом рассудке.
Дону стало неловко. Запинаясь, он выдал порцию чистосердечных извинений, одновременно пытаясь сопоставить только что полученную странную информацию с отсутствием следов вторжения. Помощники шерифа уверили его, что все в порядке – пожилой человек один дома, практически в глуши… лучше все перепроверить, чем потом сожалеть, верно? Может быть, отвезти его к кому-нибудь из друзей или в мотель? Дон отказался, признав, что было глупо с его стороны так бурно на все реагировать.
На часах было три ночи, когда огни их машины растаяли во тьме. Его мочевой пузырь разбух до размеров футбольного мяча, и Дон буквально поскакал в туалет, чтобы облегчиться, проклиная свое слабое зрение, свои капризные внутренности и свои, очевидно, потихоньку отмирающие мозговые клетки.
Остаток ночи он провел в гостиной, дремал и просыпался, подпрыгивая от малейшего звука. В промежутках между сном и явью он припомнил ночь, когда впервые услышал странные звуки в доме: лето 1962-го, они только получили дом в наследство. Он проснулся от скрипа половиц – что-то позвякивало и скрежетало, как будто в коридоре тащили по полу небольшой металлический предмет. Он начал было вылезать из кровати, но Мишель схватила его за запястье. Ее рука была холодной, правда? Словно из морозилки. До чего нереальным казался в полумраке белый овал ее лица. Ее черные волосы беспорядочно разметались, а пальцы сжимались все крепче, пока у него не захрустели кости. Наутро запястье распухло, и на нем остался лиловый след.