Они с Хэнком несли большие рюкзаки. Похоже, Курту ноша давалась легче, чем его пыхтящему и отдувающемуся напарнику.
– Ручей почти исчезает в густых зарослях. Мы так далеко не пойдем. Я хочу поставить палатку чуть ниже по течению – помнишь то рыбное местечко, пап? А потом прозондируем окрестности.
Прозондируем. Хотел бы Дон знать, что он имеет в виду. Неожиданный интерес Курта к исхоженным когда-то тропам был совсем не в его характере. Он уже давно предпочел забыть эти детские штучки, сосредоточившись на карьерных амбициях и мужских хобби вроде коллекционирования машин и женщин. Он хочет отыскать те камни. Бог знает зачем, но парень твердо решил это сделать. Дон оценивающе посмотрел на сына, шагавшего мощно и целеустремленно. Может быть, сны, которые видит Курт, страшнее, чем он рассказывает. Он принадлежал к породе тех упрямцев, что предпочитают изгонять демонов путем прямой конфронтации.
Ленивый золотой денек дозревал под струями прохладного бриза, остывал в удлинившихся тенях. Ручей, журча, прыгал по камням и шевелил камышами; певчие птицы чирикали в ветвях деревьев, еще покрытых листвой. По небу плыли пухлые белые облака; они клубились, колыхались, принимая то формы зверей, то человеческих лиц. Стая гусей, низко пролетающая над болотом, разразилась гоготом, затем резко набрала высоту и исчезла за горными пиками. Туле залаял и устремился вперед, задирая лапу у каждого куста и охотясь за новыми птицами и новыми зрелищами.
Вскоре Хэнк попросил передышки; они с Куртом закурили, а Аргайл принялся обозревать долину, вооружившись полевым биноклем «Цейс», снятым, по его словам, с трупа немецкого лейтенанта во время Второй мировой войны. В ту пору он должен был быть зеленым юнцом лет семнадцати-восемнадцати – всего на четыре года старше Дона, но Дон все же решил, что рассказ – чистая правда. За внешней респектабельностью Аргайла, похоже, таилась недюжинная сила духа. Он часто носил с собой штык, пристегивая под одеждой ножны к поясу, – еще один военный сувенир. Каждый раз, когда они отправлялись в таверну, Дон умолял его оставить штык дома, опасаясь, что старый осел пропорет брюхо какому-нибудь задиристому олуху и сядет за решетку. Аргайл ухмылялся и советовал Дону не нервничать так сильно – чтобы не поседеть раньше времени.
Дон приставил ко лбу ладонь, обернулся назад и окинул взглядом долину. Дом, частично загороженный амбаром и деревьями, казался спичечным коробком, зажатым между складками земли; красноватый свет закатного солнца озарял стены, заливал мертвые стеклянные глазницы окон. Дон подумал, что окна похожи на глаза паука, а сам дом – это паучье тело со скрытыми в колышущейся траве лапами. Дон хотел было разжиться сигаретой у кого-нибудь из парней, но вместо этого отхлебнул воды из бутылки и стал наблюдать за Аргайлом, присевшим у гнилого пня, который кишел термитами. Его осенила тревожная догадка: интересно, а кто в этот момент наблюдает за ними? По спине пробежали мурашки, а буколическая панорама приобрела особенно зловещее величие.