Инициация (Баррон) - страница 17

Где-то впереди послышались низкие, глубокие звуки ритуального распева.

Шпион испытал странное, неприятное чувство сна наяву – яркого сна, который стремительно превращается в мучительный кошмар.

Тебе сказали, что на ужин подавали говядину? Глупец! Шипящий голос донесся из черноты слева, и от неожиданности Шпион чуть не полетел со ступеней головой вниз. Он прищурился, но никого не увидел во мраке; шепот больше не повторялся, и через несколько мгновений Шпиону стало казаться, что у него попросту разыгрались нервы. Тем временем он достиг конца лестничного пролета и вступил в узкий тоннель. Пение раздавалось все ближе, и от этого волосы на затылке Шпиона зашевелились. Слова напоминали латынь, но латынью отнюдь не были. Хотя он не понимал их смысла, в его воображении возникли образы зловонных скопищ личинок, кровавой реки, в которой кишат извивающиеся черви, себя самого, совокупляющегося с женщиной из храма в адской пещере, в то время как гигантская беззубая пасть колосса обрушивается сверху и поглощает их обоих.

Он выругался и до крови прикусил язык, а затем двинулся дальше.

Тоннель вывел его в узкий каньон по другую сторону горы. Пространство освещалось костром подле дольмена, сооруженного в глубокой-глубокой древности. На дольмене, составленном из четырех вертикально стоящих глыб внушительного размера и увенчанном еще одной каменной плитой, были высечены руны, сходные с символами на многочисленных варварских мегалитах и пирамидах на болотах. У входа в дольмен высился валун с приделанными к нему цепями и оковами.

Обнаженная красавица из храма, скованная по рукам и ногам, лежала, устремив безмятежный взгляд на костер и окружавшие его фигуры в черных капюшонах. Шпион насчитал тринадцать человек в робах с капюшонами, надвинутыми на лица, и предположил, что это были слуги из поместья, собравшиеся, чтобы поучаствовать в кровавом жертвоприношении.

От дольмена до уступа, где они с псом расположились, было около пятидесяти ярдов. Шпион ущипнул себя в мрачной надежде очнуться от ужасного сна, потому что только во сне был возможен такой зловещий ход событий, не имеющих логического объяснения в разумной вселенной.

Последний намек на то, что вселенная была хоть в каком-то отношении разумна, растаял, прихватив с собой большую часть его собственной разумности, когда Ивонна и Ирина сбросили капюшоны и извлекли зазубренные кинжалы. Одним режущим движением, не отрывая руки, Ирина располосовала скованную женщину от головы до бедра. Из раны хлынула кровь. Присутствующие пели, а женщина разразилась криком, перешедшим в исступленный смех, который набирал силу, раскатываясь по каньону громовым эхом.