А, может быть, я по наследству передала ей свою нелюбовь к толпе?
– Такое чувство, что люди, словно море, затопили собой улицы, – задумчиво прошептала дочь.
Люди заполнили собой не только улицы. Они занимали балконы, лоджии, окна. Даже с крыши глазела толпа любопытных зевак.
Гвардейцам приходилось держаться на стороже. Наш капитан несколько раз просил, чтобы мы и носа не показывали из носилок.
А посмотреть, конечно же, хотелось. Не каждый день город разукрашен, как на сказочной картинке.
Развевающиеся стяги и натянутые на шесты гербы знати вновь напомнили мне о моих первых днях в Фиаре. Следом за одними воспоминаниями, как это часто бывает, последовали другие.
Где ты теперь? Видишь, ли ты сейчас нашего сына, Сиобрян? Гордишься ли им так же, как горжусь я? Надеюсь, что так.
Риан ехал впереди королевского кортежа, в блистающей расшитой позолотой плаще, на белом коне.
Со всех сторон окружённый первыми сановниками и лордами, в свой черёд разодетыми в лучшие свои одежды.
Без устали трубили геральдические трубы и литавры.
Им вторил ликующие вопли толпы.
Воистину кортеж был королевский, во всём своём сиянии и великолепии.
На мой вкус, великолепия был даже излишек. Я не любитель обильной позолоты, кричащей роскоши, оглушительной музыки. Но моё мнение мало кого интересовало. Оно даже мне самой в данный момент не казалось чем-то значительным.
Уже на подъезде к Храму, спускаясь по ступеням на землю, я приметила Эллоиссента и Лейриана.
Когда Лейриан сходил с коня, опираясь на руку одного из молоденьких пажей, я заметила, как он пошатнулся и с неприятным удивлением осознала – он пьян.
Долг требовал от меня войти в Храм. Некогда было рассматривать придворных, к среде которых, пусть и ненадолго, относился теперь мой первенец.
Внутри Храма царила торжественная, возвышенная атмосфера.
Словно тысячи звёзд мерцали огоньки свечей. Свет с улицы рассеивался цветными витражами, делаясь нереальным, призрачным, словно мы находились не на земле, а на небе.
С гигантских хоров доносилось кристально-чистое пение.
Я боялась, что в момент миропомазания моего сына на царство расплачусь, но глаза оставались сухими, а сердце не чувствовало волнения.
Ничего божественного я не видела. Обыкновенный пустой человеческий ритуал. Как кожура, внутри которой сам фрукт давно иссох.
Единственный момент, который запомнился из всей церемонии – момент, когда на чело моему сыну водрузили золотой венец.
С хоров полись благодарственные песнопения.
Сизыми завитками плыл дым об курящихся благовоний.
От множества свечей, от стоящих плечом к плечу людей сделалось невыносимо жарко.