Я слушала сына, улыбаясь.
Я безмерно гордилась им.
– Итак, вы, господин Фринс, найдёте деньги. А вы, господин Файер, выиграете навязанную нам войну, очистите приграничные земли и подавите мятеж. Для исполнения моей воли наделяю вас всеми полномочиями. Одержите победу и просите, чего пожелаете. Потерпите поражение, провалив возложенную на вас миссию, лишу головы. Согласны?
– Да, ваше величество.
– Справитесь?
– Да, ваше величество.
– Быть по сему, – ударил ладонью Риан по подлокотнику, словно подводя черту или ставя точку. – Совет окончен.
Министры, кланяясь, покидали приёмную.
Огни оплывших в канделябрах свечей отражались в светлом мраморе, из которого был сделан стол.
Откинувшись на спинку стула, сын поглядел на меня с другого конца стола.
– Матушка? – наконец подал голос Риан. – Вы считаете моё решение правильным? Стоило ли поручать такое дело маршалу?
– О чём ты?
– Отец всегда лично возглавлял военные компании.
– Короли не могут всё делать сами. Они должны подбирать себе верных людей, на которых можно положиться. Важно расставлять правильные приоритеты. И тут ты как раз принял верное решение, – заверила я. – Хотя бы потому, что решить поставленную задачу невозможно.
Сын нахмурился. Вид у него сделался угрюмый:
– И это, по-вашему, хорошо?
– Популярность маршала как непобедимого полководца троекратно возросла после победы в Антрэконе. А нам, в нынешней ситуации совершенно ни к чему, чтобы эта популярность сделалась ещё выше, – разъяснила я. – Так что с этой точки зрения нам выгодно, чтобы Файер сам себя загнал в ловушку. А так и случится. Победить у него нет шансов.
Риан зло фыркнул, сверкнув на меня глазами:
– По-вашему, это добрая весть?
– Это факт, с которым мы вынуждена пока мириться.
– Может быть, тогда лучше вообще не предпринимать никаких шагов? Или невозможно отменить отданный приказ?
– Для короля нет невозможного, сын мой. Но стоит трижды подумать перед тем, как менять собственное решение.
После Совета я чувствовала себя не в своей тарелке, не находя себе места.
Одно дело принимать решение за себя – другое дело за всю страну. Ошибаться страшно.
Сквозь мерцание свечей и темноту пробираясь к себе в комнату, я услышала странную, я бы даже сказала, лихую мелодию. Стремительная и резкая, она поражала чётким, барабанным ритмом, западающим в душу.
Это точно была не лютня и не клавесин, бывшие в широком ходу при дворе.
Когда я узнала инструмент, пришла в изумление: неужели скрипка? Неужели же нежная певица может так неистовствовать?
Осторожно пошла на звук.
Музыка доносилась из комнаты, дверь в которую была приоткрыта. Свет, падая от огня в камине, ярко освещал Эллоиссента, расположившегося прямо на полу с гитарой в руках.