– Да, ваше величество.
– До коронации «Высочества» вполне будет достаточно, лорд Файер. Есть ещё вопросы, господа? Объявляю Совет оконченным.
Лорды расходились, лицемерно кланяясь.
Я кожей чувствовала их ненависть. Ярость, на которую лицемерные улыбки едва налезали.
Каждый из них охотно отдал бы не то что палец – целую руку, лишь бы я сгинула на месте.
Но я не собиралась сгинуть.
Я приму власть. Хотя бы для того, чтобы поквитаться со всеми обидчиками и недругами.
И те из вас, кто причастен к смерти моего мужа жестоко расплатятся. Не даром сами же и прозвали меня королевской гончей из Бездны.
Риан выразил желание попрощаться с отцом завтра утром. Я не стала перечить. Он действительно устал.
Да и белым днём у наших подданных будет возможность полюбоваться, как наследник короны горько оплакивает своего отца. Людям это должно понравиться. Люди сентиментальны.
Всё, что делают короли, делается напоказ.
Но я хотела проститься с Сиобряном не по-королевски, а по-человечески. Мы оба с ним это заслужили: и он, и я.
По улочкам, ведущим к Главному Храму, так тесно переплетённым между собой, что ни вздохнуть, ни выдохнуть, на носилках было добраться легче, чем в карете, но требовало гораздо больше времени.
Медленно двигались носилки. Медленно двигалась охрана. И лишь время неслось с бешеной скоростью.
Первосвятейший встретил меня поклоном у подножия белой лестницы, ведущий в Главный Храм.
При виде меня служитель Ордена Жизни согнулся в три погибели. Как я подозреваю, не столько от великой почтительности, сколько от нежелания смотреть мне в лицо.
– Ваше величество.
Я прошла мимо, не говоря ни слова.
Миновав широкий проход, вошла в святилище.
Два тела, со скрещенными на груди руками, покоились на ступенчатом мраморном помосте, накрытые куполом из дорогого стекла.
У погребального ложа отца и сына, Сиобряна и Фабриана, стояла преклонённая фигура в белом. По длинным рыжим волосам, заплетённым в тугую косу, легко было узнать молящегося.
– Лэш Виттэр?
Рыжий резко повернул голову:
– Королева?
Наши взгляды встретились.
Он одарил меня долгим печальным взглядом:
– Простите, что не сумел уберечь нашего государя, миледи.
Я кивнула, не зная, то ли принимая извинения, то ли прощая, то ли просто в знак того, что осознаю, как тяжела ноша, что он несёт.
В окна храма проникали последние лучи заходящего солнца, а вокруг гробов в высоких жирандолях уже мигали ароматические свечи.
Где-то в глубине Храма звучали молитвенные песнопения.
Под сводами, утопающими в тени, на них гулким голосом откликалось эхо.