— Каков курс?
— Летим в СанктПетербург.
— Меняйте курс на Мурманск — сказал Круглов и закрыл дверь.
— Тепловые ловушки? — удивился Неклюдов.
— Да. Их поставили после убийства Сергеева. Ещё здесь есть дополнительные топливные баки. До Мурманска точно хватит.
Неклюдов совсем поник. Он сел напротив меня.
— Знаете — я никогда не думал о смерти. Всегда думал, что всё успею сделать, что меня ждёт светлое будущее. Нет, конечно, в детстве, когда я узнал, что умру, тогда я думал о смерти. Эти мысли приводили меня в ужас. А сейчас, когда стал взрослый, об этом я просто забыл. Но сейчас, когда нас с такой маниакальной жестокостью пытаются убить. Эти мысли приводят меня в ступор. Нас хотят убить, а сделать мы ничего не можем. Мы можем только сидеть и ждать, когда смерть пройдёт мимо. Кому интересно, какаято борьба за власть? Деньги с собой в могилу не унесешь. Зачем я вообще в это ввязался? — сказал Неклюдов и замолчал.
— Чтото Вы стали совсем мрачным. Не хотите драться за власть? — спросил я.
— Бороться за власть? Мы летим над лесом в маленькой железной коробке. Если самолёт упадёт, то нас не сразу найдут, если вообще найдут. Мы пытаемся убежать от смерти, но вся эта беготня напоминает бег по кругу. У наших врагов твёрдое намерение нас убить, и у них рано или поздно это получится.
Я посмотрел на Неклюдова. Выглядел он жалко — сильно напуган и потерян. Мне вдруг захотелось плюнуть на всё и рассказать ему всю правду, что не было никакого вертолёта, и никакой ракеты. Что всё это профанация, иллюзия. Что сейчас его жизни ничего не угрожает. Но я удержал себя от этого. Надо было придерживаться плана.
— Мы выживем — сказал я.
— Откуда у Вас такая уверенность?
— Смерть уже забралу у меня моего брата и его семью. Она уже забрала свою плату. Теперь меня она пощадит.
— Пощадит? Когда это смерть когото щадила? Мы все умрем!
— Может быть, но не сегодня.
Дальше мы летели молча. Всётаки странная эта штука жизнь. Когда она есть, то её не ценишь. А когда приближается смерть — боишься потерять. Может это всё в человеке? Какаято необъяснимая пластичность нашей психики. Сегодня ты живешь нормальной спокойной жизнью, а завтра всё в момент рушится, и ты уже начинаешь бороться за выживание. Ты уже начинаешь жалеть, что не дожил, не долюбил. А потом, когда смертельная опасность отступает, ты вдруг вновь становишься обычным человеком, а не борцом за жизнь. Ты опять перестаёшь замечать многие вещи, успокаиваешься и начинаешь просто жить.
Погружённый в свои мысли я вышел из туалета и столкнулся с Тимуром Сафиным.