– Я знаю. Но эта информация никогда не попадала в газеты.
– А о тебе что пишут в газетах?
– Обещай, что это останется между нами. – Он беспокойно посмотрел вокруг. – Есть снимки, на которых я с Томом Селлеком и Сэмом Уэстерном в постели.
– Фантастика!
Я вдруг заметил, что его глаза наполнились слезами.
– Эти снимки у Данте Казановы. Я был тогда молодым дураком, даже не мог себе представить, чем это обернется. Он сказал, что если не перейду в его агентство из «Мейджор», он их опубликует. – По его загорелым щекам покатились слезы. – Я не могу рассказать об этом Хелен, понимаешь?
– Почему?
– Не хочу видеть ее брезгливую мину, Чарли. Мне стыдно. Это настоящий позор, унижение, понимаешь? – Он обнял меня и разрыдался.
Я погладил его по спине:
– Не волнуйся, Боб. Все будет хорошо. Я что-нибудь придумаю.
У меня не было никакого плана действий. Я даже не представлял, чем могу помочь ему, но для начала нужно было его успокоить. Мы зашли на конюшню Боба и, взяв двух призовых скакунов, отправились на верховую прогулку вдоль пляжа. Надо заметить, Боб верхом на фоне чудесного пейзажа выглядит великолепно. У него прекрасная посадка в седле, и держится он отлично, с аристократической легкостью. Глядя на него, я все больше начинал ненавидеть Казанову. Уже не сомневался в том, что он всего лишь мелочный женоненавистник. Он творит зло ради зла, просто потому, что ненавидит тех, кто не похож на него.
Вечером мы сели ужинать уткой по-пекински, приготовленной поваром-китайцем, которую запили мадерой, слушая редкие записи оперных арий из коллекции Боба. Черт, думал я, все это время я и не подозревал, что Боб такой любитель оперы. В ту ночь я выспался гораздо лучше, чем накануне, и в понедельник утром вернулся в город.
Придя в офис, заказал для Боба кассету с комедией про шпионов, где снялись молодой Рэндольф Скотт и столь же молодой Гэри Купер. Я был уверен, что это поднимет ему настроение.
Купер начал карьеру в Голливуде как смазливый юнец, один из многих, но ему удалось подняться к вершинам славы.
Задача у меня была не из легких – Боб категорически не хотел, чтобы я говорил Роттвейлер о его проблемах. Он не желал слушать разумные доводы. В некотором смысле он был одержим мечтой сняться в вестерне, но как я мог помочь ему достичь этой мечты и не оступиться?
И что могла сделать Роттвейлер? Я пытался спрогнозировать, какой будет ее реакция и что она предпримет, если узнает правду.
Я представлял себе, как ей на стол ляжет компромат, присланный Казановой. Я знал Роттвейлер достаточно хорошо, но вообразить ее лицо в ту минуту, когда она увидит снимки, мне было не под силу. Но что-то подсказывало, что она, скорее всего, проявит больше терпимости и такта, чем думал Боб. Ротти слишком умна, чтобы разозлиться при виде эротических снимков или счесть их позорными для модели своего агентства. Мое подсознание уверяло, что мне стоит довериться этой женщине, но, памятуя опасения Боба, я так и не обмолвился о его проблемах.