Через некоторое время мы снова поцеловались и пожелали друг другу спокойной ночи, а потом еще целовались, а потом наконец — после еще одного долгого поцелуя, трех коротких и еще немножко крохотных — Эзра сел в свой пикап и уехал. Я смотрела, как его стоп-сигналы исчезли вдали, а затем вернулась в больницу. Казалось, что внутри у меня расплавленный мед, а губы покраснели от нового приятного чувства.
— Ты какая-то странная, — сказал Фостер, как только я зашла обратно в его палату. Родители оглянулись, но если и заметили что-то, то были достаточно добродушны, чтобы не говорить об этом.
— Сам ты странный, — ответила я.
— Девон, — сказала мама, но она улыбалась.
39
Фостера отпустили рано утром. Ему предписали отдых и отстранение от игр до конца сезона. На это Фостер заартачился, но папа заметил, что его ждут еще три года игр, а слишком быстрое возвращение может этому воспрепятствовать. После этого Фостер вроде бы упокоился.
Родители довезли нас до стадиона, чтобы я забрала свою машину. К моему удивлению, Фостер захотел ехать остаток пути до дома со мной. И к моему еще большему удивлению, родители согласились. Я не думала, что они так быстро выпустят Фостера из поля зрения, но, когда мы выезжали со стоянки, я видела в зеркало заднего вида, что они едут следом.
В машине было тихо, но несомненно нам обоим было что вспомнить. Вечер в больнице оказался, мягко говоря, насыщен событиями, и, думаю, я никогда не чувствовала себя такой счастливой. У меня были друзья, которые приехали, и ждали, и принесли сэндвичи, и волновались. И у меня был Эзра и его улыбка, и я целовала эту улыбку, и это было офигенски потрясающе. У меня был Фостер, и он был здоров.
Столько всего, за что нужно быть благодарной, но в то же время мне было больно знать, что в некотором смысле Фостер не здоров, что он страдает, что он горюет по прежней жизни.
Остановивишись перед знаком «Стоп», я взглянула на него.
— Как твоя голова?
— Немного болит.
— Тебе нужен отдых. — Я помолчала. — Но все хорошо?
Он пожал плечами.
— Марабель порвала со мной.
Фостер не выглядел расстроенным. По крайней мере судя по тому, что я видела боковым зрением.
— Жалко, — сказала я. — Когда?
Надо быть бессердечной, чтобы бросить человека, когда он находится в больнице. Но Марабель даже не было там вчера вечером.
— Позавчера. На тренировке.
— Почему ты мне не сказал?
— Ну, мы и не были парой на самом-то деле. Но она просто сказала... ну, что не может быть моей девушкой.
— Ей сейчас приходится о многом думать.
Он кивнул и замолчал.
— Мне хотелось бы... — Он покачал головой. — Иногда мне хочется, чтобы все было по-другому. Это ужасно?