Возвращались из бань в сумерки. По базарным рядам и мосту шли степенно, закутанные и согнувшиеся, стараясь спрятаться друг за друга. Но как только базар остался позади, они снова, озираясь, начали шалить и толкаться. А вблизи Софкиной улицы бросились бежать. Каждой хотелось прибежать первой. Симка пыталась их удержать, но махнула рукой и осталась почти вдвоем с Софкой, которая была настолько утомлена, что ничего вокруг не замечала. Лишь когда показался ее дом с двумя уже зажженными фонарями, пламя которых мерцало наподобие страшных кровавых глаз, и тихо качающейся меж фонарей гирляндой из самшита и больших белых роз, на нее пахнуло смертью. В глаза бросилась новая черепица на крыше, недавно частично перекрытой (видно, на деньги, полученные за нее); среди старой, почерневшей и обросшей мхом черепицы она резко выделялась своим кроваво-красным цветом, словно была из мяса. Софке показалось, из ее мяса (она сама не знала, откуда это пришло ей в голову). Ее всю передернуло, но она взяла себя в руки и вошла во двор не через ворота, через которые отныне могли входить только сваты и гости, а через соседскую калитку.
Дом кишел народом; все суетились, бегали. На кухне громко булькали огромные котлы, над ними поднимались клубы жирного пара, за домом пылал большой костер, трещали угли и на вертелах жарились поросята и барашки; через нарочно поваленную ограду сада все время бегали дети, служанки, перенося в соседский дом подушки, одеяла, колии: эту ночь они должны были провести там.
Женщины, а особенно молодые, были в нарядных одеждах, в большинстве случаев из тонких, прозрачных шелковых тканей. Боже мой, ведь завтра надо показаться новой родне, пусть увидят, каковы у Софки родственники! На всех были длинные шелковые антерии, к шелковым платкам приколоты украшения; черные волосы, выкрашенные к торжеству, блестели, брови были насурьмлены, а лица и шеи набелены. Подбородок и шея были совсем открыты — как будто от спешки и беготни, а на самом деле эта небрежность, невероятная при других обстоятельствах, была вызвана тем, что они знали, что сегодня в доме никого из чужих не будет и стесняться, значит, некого, и поэтому чувствовали себя непринужденно, упиваясь откровенностью и красотой своих нарядов; забыв о годах, даже пожилые резвились, словно девочки. Женщины поминутно с визгом выбегали из кухни, неслись в погреб за вином, а потом мчались к колодцу охладить лицо и голову.
Софку это ничуть не удивляло. Она знала, что и сегодня все будет так, как всегда бывало на свадьбах и пирушках. Женщины будут вести себя так, словно пируют не со своими мужьями, а с совершенно незнакомыми людьми, которых им предстоит очаровать. Они будут готовы на самые невероятные вещи, и, по мере того как все больше будет разгораться веселье, напитки крепчать, а мужчины хмелеть, женщины будут все сильнее распаляться страстью к своим мужьям (позабыв, что уже народили им кучу детей), будто впервые увидели их, познакомились и влюбились. И каждая будет стараться как можно жарче и безогляднее выразить свою беспредельную любовь к мужу, чтобы тем самым как бы поднять его вес и цену в глазах других.