— Хаджи Гайка, хаджи Гайка, ты нам дочку отдавай-ка!
— Я бы дочку выдать рад, да потом не взять назад…
Софка поняла, что приближается минута, когда она уже не сможет оставаться здесь, в тиши и покое. Продолжая потягивать ракию, она мысленно готовилась к новому испытанию. Голова кружилась, глаза горели, но она думала, что это от страха. Софка боялась, что, когда придут гости жениха и она выйдет их встречать, когда они станут глядеть на нее взволнованно и выжидательно: веселый ли и довольный ли у нее вид, чтобы и им быть еще веселее, пить и петь еще больше, — у нее не хватит выдержки и умения показаться достаточно радостной и счастливой.
Однако она не ударила в грязь лицом и вела себя как следует. Около полуночи Магда что есть духу прибежала к ней.
— Гости жениха!
Софка сразу встала и пошла за ней.
Проходя по саду, она слышала, как все бегали, суетились и кричали:
— Сваты идут!
И хотя света было много, люди спешили к воротам со свечами, чтобы осветить их еще ярче. Действительно, это были сваты. Слышались то свирель, то скрипка, то городская музыка, то деревенская.
Скоро в толпе гостей можно было уже различить Марко, свекра. Впереди шли парни с фонарями на шестах, рядом с ним его родичи, в большинстве крестьяне. Он шел посередине, в накинутой на плечи колии, в меховой шапке, сдвинутой на затылок, из-под колии видна была новая шелковая белая рубаха с кружевами, очевидно Софкин подарок. Сразу надел ее, не терпелось показать, как мила и дорога ему Софка.
— Э-гей, сваты мои! — кричал Марко, поворачиваясь направо и налево. — Пусть все слышат меня! — И он приказывал музыкантам играть громче.
Принялись здороваться и целоваться. Крестьяне растерянно жались к Марко, напуганные и домом, и освещением, и обилием народа, да вдобавок городского, который много о себе «понимает». Один только Марко не был смущен. Сияя от счастья, он здоровался и кричал:
— Рады ли вы гостям, сваты?
— Еще бы, еще бы! — раздались со всех сторон голоса.
Дошли до лестницы. Марко остановился, глядя наверх, где его ждал, едва держась на ногах, окруженный хаджиями и женщинами, эфенди Мита с непокрытой головой, и закричал:
— Где моя Софка?
— Я здесь, папенька! — Подбежав к свекру, Софка поцеловала ему руку. Ему почудилось, что от ее поцелуя пахнуло недавним купанием, и, довольный, он положил ей руку на голову. Софка пыталась вывернуться из-под его тяжелой горячей руки, но Марко другой рукой полез в свой глубокий карман и, вытащив оттуда целую пригоршню монет, стал их совать ей. Софка почувствовала неловкость от его неуемной щедрости и начала отказываться: — Довольно, папенька!