Ибо, хотя Бог всемогущ, Он все же может действовать лишь там, где находит или Сам создает готовность. «Или создает», говорю я из-за св. Павла, ибо в нем Бог не нашел готовности, Он прежде приготовил апостола Павла излиянием Своей Благодати.
Бог действует по мере той готовности, которую Он находит. Его действие в человеке иное, чем в камне. Мы найдем для этого сравнение в природе: когда топят печь и сажают в нее овсяное, гречневое, ржаное и пшеничное тесто, то жар в печи один, действует же он в каждом тесте не одинаково. Из одного хлеб выйдет хороший, из другого грубее, из третьего – еще грубее. И жар здесь ни при чем, дело в веществе, которое было не одинаково. Тем же образом Бог действует в каждом сердце: не одинаково, но по мере готовности, которую Он в нем находит.
В сердце, в котором есть и «то» и «это», может найтись и нечто, что мешает полному действию в нем Бога. Для полной готовности сердце должно покоиться на чистом «ничто», в этом заключено величайшее, что оно может дать. Возьми пример из жизни: если я хочу писать на белой доске, то меня спутает то, что уже написано на ней, – как бы ни было оно хорошо. Если я хочу писать хорошо, я должен стереть то, что на ней уже написано, и лучше всего, когда на ней не написано ничего.
И это так, если Богу надлежит совершеннейшим образом писать в моем сердце. Тогда должно быть изгнано из сердца все, что называется «то» или «другое»: только так и бывает с отрешенным сердцем. Лишь после этого Господь может в совершенстве привести в исполнение Свою высокую волю.
Итак, цель отрешенного сердца – ни «то» и ни «это».
Теперь я спрашиваю, какова молитва отрешенного сердца? На это отвечаю следующее: отрешенность и чистота вообще не может молиться, ибо кто молится, тот хочет чего-либо от Бога: того, что было бы дано ему или отнято у него. Но отрешенное сердце не хочет ничего и не имеет того, от чего хотело бы освободиться. Поэтому оно пребывает свободным от молитвы, и молитва его состоит лишь в одном: чтобы уподобиться Богу.
В этом смысле мы можем принять то, что сказал Дионисий по поводу слов св. Павла: «Вас много, что ищут венца, и все же он будет дан лишь одному». Все силы души стремятся к венцу, но он будет дан лишь единой сущности. На это и говорит Дионисий: искание венца означает отрешение от всего созданного и слияние с несозданным. Когда душа достигает этого, она теряет свое имя: она так вбирает в себя Бога, что сама становится ничем: ведь и Солнце настолько поглощает зарю, что она исчезает.
Только чистая отрешенность приводит к этому человека. По этому поводу можно привести слова св. Августина: «Душа имеет тайный вход в Божественную Природу, где все вещи становятся для нее ничем».