– Да, это так, – говорю я и, чтобы не ерзать, сажусь на свои руки.
– Так и что для вас нормально? Что вы считаете повседневным? Чем вы занимаетесь в обычное время?
– С Антонио? – Она кивает, постукивая пальцами по столу. Я чувствую, как дергается ее нога. – Мы гуляем. Ходим куда-нибудь поесть. В кино, возможно. Что-то такое.
– Вы когда-нибудь теряли близкого человека, доктор Харринфорд?
По-моему этот вопрос очень обидный, потому что с момента рождения я потеряла практически все. Но я понимаю, к чему она клонит, и веду себя соответствующим образом.
– Не в результате смерти. – Те, кто хоть в какой-то мере положительно связаны со мной, живы. Дядя Маркус умер через пару лет после того, как я потеряла контакт с тетей Джемаймой, но это не в счет. Я даже не была на его похоронах. Я боялась, что там будут мои родители или, того хуже, Элли. Неудивительно, что тетя Джемайма больше мне не звонит. Неудивительно, что она не ответила на мой звонок, когда исчезла Элли.
– Я теряла, – говорит Форестер. – Отца, в прошлом году. На три недели взяла отпуск. Я тяжело переживала его смерть. И у меня нет мужа или детей, за которыми я должна присматривать. Только я. – Почему я не удивлена?
– Что вы хотите этим сказать?
– Я, доктор Харринфорд, хочу сказать, что терять кого-то, кто важен тебе, тяжело. Это испытание, через которое надо пройти. Смерть ваших родителей вполне могла послужить причиной, чтобы пропасть.
– Мы не знаем, почему она пропала. Это лишь гипотеза.
Она берет свой кофе и смотрит на меня, прямо в глаза, в поисках чего-то. Я отвожу взгляд.
– Я просто пытаюсь понять ее поведение в дни после смерти вашей матери, и непосредственно перед самоубийством вашего отца. – Она ненавидит меня, я чувствую это. Каждый раз, когда наши взгляды пересекаются, уголки ее губ опускаются, как будто у нее от меня неприятный привкус во рту. – Я пытаюсь понять, что она за человек.
– И как далеко вы зашли? – говорю я, тут же понимая, что мои слова прозвучат совсем надменно, как будто я имею что-то против Элли, как будто она мой крест. Кто может быть против человека, который пропал. Словно подтверждая мои мысли, Форестер натягивает недовольную гримасу, морщится и, сузив глаза, поднимает брови. – Простите за это, просто… Элли непростой человек. Если бы вы ее знали…
– Чего я и пытаюсь достичь. – Она игнорирует мое оправдание и говорит:
– Итак, вы поехали в тренажерный зал. – У меня потеют ладони, они горят огнем, спрятанные под ногами. Из-за левой руки меняется положение бедра, и оно начинает ныть. Я освобождаю руки, пытаюсь расслабиться.