Я трясу головой. Пытаюсь уйти, но он встает на моем пути.
– Дай мне пройти, – говорю я. Отец хочет взять меня за руку, но я пячусь к деревьям, мой пульс учащается.
– Ну же, Айрини. Времени не так много. Я должен столько всего тебе объяснить. Например, почему я думал, что для тебя же будет лучше жить с тетей, чтобы не навредить тебе, появившись вдруг из ниоткуда. Ты должна хотя бы попытаться понять, мы были вынуждены отослать тебя, – говорит он, приближаясь ко мне. На этот раз я не отхожу. – Ты точно все поймешь. – Он опять пытается дотронуться до меня. И снова я отклоняюсь, но теперь с меньшей уверенностью. – Айрини, я хочу тебе кое-что передать. Это важно. Но я не могу этого сделать, пока она поблизости. Это не очень полезно для нее, – невнятно бормочет отец. Оглядывается на дом. – Она не должна знать, что мы разговариваем, я осознал это вчера, как никогда раньше. Ты, очевидно, знаешь, какая она. Времени мало, – повторяет он.
– Мне от тебя никогда ничего, кроме правды, не было нужно, и теперь я ее получила. Я не должна быть здесь, помнишь? Твои слова. – Я практически выкрикиваю это. – Что произошло столько лет назад?
Поморщившись, он снова оборачивается на дом.
– Пожалуйста, потише. Иначе мы не сможем поговорить. Ну же, давай прогуляемся, подальше от дома.
– Айрини, ты еще тут? – Мы оба слышим крик Элли. Смотрим на дом и видим ее на крыльце. Отец отталкивает меня за ель.
– Тут только я, Элеанор! Айрини уже на полпути к деревне, – кричит он и, повернувшись ко мне, шепчет так тихо, что я едва его слышу:
– Слишком поздно теперь, времени нет. Но я тебе отдам кое-что. Потом. Нужно только улучить момент. – Он напряженно сглатывает слюну, вытирает капли пота со лба. Протягивает руку и касается моих волос. – Твоя мать… Она любила тебя, но депрессия, она…
– Нет. – Я отстраняюсь. Я ему не верю. Никто не отдаст ребенка только из-за депрессии. – Это просто еще одна ложь. – Я кое-как пускаюсь в бег, стараясь набрать дистанцию побольше между нами.
Я выхожу на основную дорожку, ведущую к Хортону, тут же достаю сигарету и быстро ее выкуриваю. За двадцать минут прогулки до центра деревни я успеваю выкурить еще две.
Зеленый ковер вокруг меня разорван небольшим скоплением серых домов, их внешний вид облагорожен кашпо с цветами и аккуратно подстриженными газонами. Дурманящий аромат жимолости витает в воздухе. Церковь гордо стоит посреди деревни, окруженная зелеными полями и ветхими надгробиями. Они покрыты мхом и плющом, как будто сама природа хочет их украсить.
Я отдыхаю, прислонившись к стене церкви, и наблюдаю за активными действиями в здании, которое, по-видимому, является почтой. Еще я слышу крики детей. Возможно, здесь рядом школа или детский сад. Возможно, школа, в которую я могла бы ходить, если бы мне дали шанс жить здесь. Спустя пару минут и после еще одной сигареты я двигаюсь дальше, мимо деревенского паба «Зачарованный лебедь». Я бы зашла туда, если бы он не был закрыт. Снаружи стоит мужчина с румяным и огрубевшим лицом. Он выглядит так, как я и представляю себе людей этого края: закаленный зимами, овеянный ветрами. Если бы он был лодкой, его паруса были бы разодраны, а краска бы отваливалась. Тем не менее, он бы трудился на славу, возвращая пассажиров к берегу. Он прикладывает руку к кепке и выкрикивает: