— Трудно сказать, что это такое. Тот, кто его принес, знает лучше меня.
— Этот человек утверждает, — сказал имам, указывая перстом на Басыра, — что это лекарство от болей в животе.
— Ну тогда пусть он съест его, — предложил Мардахай.
Решение мудрого охранника имамовской казны все посчитали правильным и предложили задержанному съесть порошок.
Но тот стал отказываться, говоря, что сейчас у него живот не болит и незачем зря расходовать порошок.
Тогда имам строго предупредил:
— Мы сомневаемся в том, что это целебное средство, а не яд. Нам кажется, что ты явился сюда не для заработка, а с недобрыми намерениями. Если это средство безвредное, в доказательство своей правоты и невиновности съешь его, иначе мы свалим тебя и насильно всыпем в рот.
Неизвестный забеспокоился, заметался, продолжая уверять, что употреблять это средство при отсутствии болей нельзя, оно может повредить, что он лучше уйдет из Ашильты.
Но имам был неумолим. Обратившись к своим, он приказал:
— Всыпьте ему в рот, раз не хочет съесть сам.
Мюриды схватили несчастного, одни скрутили руки, другие стали раскрывать ему рот.
— Я все расскажу, ради аллаха — не делайте этого! — взмолился мастеровой.
Когда его отпустили, он, потупив взгляд, тихо произнес:
— Это действительно яд.
— Для чего ты его нес сюда и кто его тебе дал? — спросил Юнус.
— Дал порошок эрпелинский кадий.
— Для чего? — повторил вопрос Юнуса имам.
— Для того, чтобы отравить тебя, — ответил задержанный.
— За что? Ведь я ему ничего плохого не сделал.
— Не знаю, за что, но, по-моему, он не один, а вместе с кадием араканским решил это сделать. Тот часто навещал нашего кадия и о чем-то подолгу с ним шептался.
— Сколько же они тебе заплатили? — спросил имам.
— Десять туманов, обещали еще дать двадцать, если я сделаю дело.
— Слишком дешево оценили они жизнь нашего имама, — сказал Юнус. — Я дам тебе сто туманов, если ты согласишься убрать таким путем с этого света обоих кадиев, благословивших тебя на подлый поступок.
Басыр молчал, почуяв неизбежный конец. Не хотелось ему умирать. Он проклинал в душе кадия и себя за то, что польстился на деньги.
— Что с ним делать? — спросил Ахвердиль-Магома имама.
— Отпустите, пусть идет с богом, — ответил имам.
Басыр не поверил своим ушам, он думал, что Шамиль решил пошутить, посмеяться над ним перед казнью, потому стоял в нерешительности.
— Иди, ты человек простой, неученый, а потому слепой, как крот. Сам не знаешь, что делаешь, — сказал Шамиль.
— Не мешало бы всыпать ему хотя бы десяток плетей по тому месту, откуда ноги растут, — предложил Ахвердиль-Магома.