— Пусть прекратит показ, — сказал Шамиль Руновскому. — Скажи ему, чтобы дал коробочку мне, я осмотрю ее, — он протянул руку.
Франсуа сначала не хотел отдавать коробочку, но, заметив настойчивый взгляд старика, протянул ее. Шамиль внимательно осмотрел ее со всех сторон, потрогал и, обнаружив двойное, фальшивое дно, сказал, отдавая коробку Руновскому:
— Возврати ему и скажи, пусть показывает правильно, без обмана.
Франсуа не обиделся. Ему удалось ловкостью рук увлечь Шамиля, который заулыбался, глядя на фокусника с нескрываемым восторгом. Всем, но особенно Хаджияву, понравился фокус с серебряными рублями и ведерком. Франсуа ловил рубли в воздухе, брал из-за воротников сидящих мужчин, вынимал целую горсть рублей из кармана Хаджиява. Казначей был крайне обеспокоен и окончательно поражен, когда фокусник снял монету с его носа. Но когда ловкий фокусник, положив рубль на ладонь Хаджиява, накрыл шелковым платком, а через секунду сдернул платочек, Хаджияв был потрясен: на его руке лежал белый султан из петушиных перьев. Вытаращив глаза, казначей моргал веками, обводя взором присутствующих. Удивленный взгляд его остановился на Шамиле, затем на ведерочке, которое наполнилось монетами, и наконец на фокуснике. Франсуа был в восторге.
— Господин капитан, — сказал кудесник, обращаясь к Руновскому, — спросите у вождя, что бы он сделал с таким мастером, как я, если бы в свое время появился в его стране?
Руновский перевел вопрос фокусника.
— Не задумываясь повесил бы на первом попавшемся дереве, ибо такие уловки свойственны только шайтанам, — ответил Шамиль.
Имам не любил вечерние развлечения. Он заявил Руновскому, что после ночной молитвы, как он привык делать всю жизнь, будет спать. Но чтобы не обидеть тех, кто приглашает его на балы, он вместо себя разрешит ходить молодым мужчинам во главе с Хаджиявом. Казначею только этого и нужно было. Он превратился в светского щеголя — нашил себе черкески из тонкого сукна, каракулевые папахи, сапоги, которые с трудом натягивал на ноги. На нем всегда сияло начищенное до блеска дорогое оружие. Он знал, что нравится дамам, и, когда Руновский приглашал его куда-нибудь, каждый раз спрашивал:
— Апфилон, а матушки[67] там будут?
— Будут, будут, Хаджияв, — весело отвечал Руновский.
На вечерах в роскошных залах казначей ходил в окружении светских девиц. Останавливаясь у картин, изображавших пышногрудых мадонн, и у статуй, горя агатом больших глаз, восхищенно цокал языком.
Как-то утром Хаджияв сказал Шамилю:
— Имам, эти русские не только неподражаемые умельцы во всех мирских и бранных делах, но они и развлекаться умеют райским развлечением. Удивляюсь, если этот народ со своей верой отвержен аллахом, то почему же на их головы не обрушиваются камни с неба и расписные потолки их дворцов?