Правительство отпустило значительную сумму денег Шамилю и его семейству для совершения паломничества.
В сопровождении родных, друзей и близких в конце марта Шамиль поехал в Анапу, где его посадили на пароход, следовавший до Стамбула. Юнус был отправлен в Турцию раньше, чтобы просить у падишаха позволения. К этому времени в Стамбул переехал тесть и учитель Шамиля, шейх-устад Джамалуддин-Гусейн.
Турецкий султан Абдул-Азиз через великого везира Махмуд-Надима передал Юнусу, что будет рад видеть великого имама в столице Оттоманской империи.
На пристань встречать Шамиля вышли представители турецкого правительства и русского посольства. И те, и другие любезно предложили имаму и его семейству свои гостеприимные дома, но Шамиль поехал к своему тестю. Лишь через несколько дней он поселился в доме, выделенном для него главой стамбульского духовенства, который взял бывшего имама Дагестана и Чечни на свое попечение.
В первые же дни Шамиль посетил старинные мечети Аль-Сулейманш, Баязета, Султан Ахмеда. Тысячные толпы алимов и улемов во главе с шейхами и имамами сопровождали и встречали Шамиля у дверей величественных храмов.
Султан Абдул-Азиз устроил Шамилю пышный прием. С каким-то необъяснимым волнением подъехал Шамиль в дорогом фаэтоне в сопровождении главы духовенства к роскошному дворцу Топ-Капу на живописном берегу Босфора.
В тронном зале, где на высоком золотом кресле восседал Абдул-Азиз, свита султана при входе Шамиля встала на колени. Бывший вождь горцев Дагестана и Чечни в нерешительности на минуту остановился в дверях. Он не понял, что это значит, не мог примириться с мыслью, что, следуя примеру свиты султана, должен пасть на колени перед смертным и он. Ему казалось легче принять смерть, чем сделать это. Шамиль, гордо откинув голову, расправив плечи, твердо зашагал по шелковой ковровой дорожке к золотому трону.
Тучный, обрюзгший султан Абдул-Азиз грузно поднялся с кресел. Сделав несколько шагов навстречу Шамилю, он протянул руку, как это делали светские дамы в Питере и Калуге. Но Шамиль не поцеловал руки падишаха. Он пожал ее просто, как пожимает мужчина. Падишах уставился на бледное, с тонкими благородными чертами, очень печальное лицо воинственного имама. Шамиль, в свою очередь, проницательным взором мудреца окинул лоснящееся багровое лицо, влажные губы и тучную неуклюжую фигуру падишаха. За несколько дней пребывания в Стамбуле слуха его успели коснуться нелестные отзывы о правителе государства Османов. Кроме того, у предводителя горцев была давняя затаенная обида на единоверцев Турции — падишахов высокой Порты, которые за двадцать пять лет борьбы горцев с царским самодержавием ни разу ни одним рублем, ни одним ружьем не помогли ему. Шамилю оставалось лишь быть благодарным правителям Турции только за письма, с трудом проносимые в его вилайет, полные сочувствия, льстивых похвал, обещаний и подстрекательства против русских.