— Трудный день выдался? — просто спросила она, целуя его в подбородок, куда только и доставала, если не была на высоких каблуках.
— Ничего особенного, просто мелочь за мелочью…
Он вошел в столовую. Стол был накрыт, на ослепительной скатерти сверкали два прибора, его салфетка лежала свернутая так, что сверху оказалась монограмма с его инициалами, в центре стола стоял небольшой букетик полевых цветов в скромной керамической вазочке, рядом графинчик водки, настоянной на лимонных корочках, из кухни доносился упоительный запах чего-то мясного. Он сразу же окунулся в уютную обстановку семейной жизни и подумал, каким же надо было быть идиотом, чтобы столько лет лишать себя радости возвращения домой, но сказал не об этом, а совсем о другом:
— И все же браво кричали и стоя аплодировали…
Елена все поняла и расценила реплику как шлейф дурного настроения.
Поужинав, Виктор уселся на диван перед телевизором и, лениво щелкая кнопками на пульте, принялся рассказывать о событиях в театре, всегда новых и волнующих, хотя и удивительно однообразных.
Елена Андреевна убирала со стола без особой суеты, но быстро и легко, вставляла к месту инертные слова, долженствующие показать, что она слушает с интересом, и поглядывала на часы: с минуты на минуту должна была начаться передача по пятой программе о театре, которую раз в месяц вела ее врагиня. Времени рассказать о звонке Андрея не оставалось, и она решила поговорить об этом с Виктором после передачи.
Выглядела врагиня, на взыскательный взгляд Елены Андреевны, плохо. Безжалостный экран японского телевизора высветил все недостатки ее кожи, морщинки у глаз и у рта, дряблость шеи и тонкие, поджатые губы.
Виктор уловил ее мысли, притянул к себе, обнял за плечи, поцеловал в тугую, без единой морщинки щеку, шепнул:
— Ты на двадцать лет моложе.
Врагиня начала энергично, восторженно захлебываясь от работ молодых драматургов и режиссеров, еще никому не известных, хвалить которых стало модно, несмотря на то что их работы почти ничего общего с настоящим театральным искусством не имели. Скорее их можно было рассматривать как эксперименты, свойственные инфантильному бунтарству, или попытку соединить эстрадные номера с чтением прозаического, но никак не драматургического текста, разбитого на голоса.
Потом, надев на себя маску утомленного нарзаном человека, она перешла к премьерам прошедшего месяца и подробно остановилась на спектакле «Сирано де Бержерак» Ростана, поставленном известным актером, но дебютантом в режиссуре, Виктором Елагиным.
Елена Андреевна почувствовала, как он напрягся в ожидании.