— Я, по правде говоря, думал, что вы просто хотите поиграть какое-то время в слесаря, — сказал он однажды, признав, что ошибся. — Но если и дальше будете работать так же старательно, то и в самом деле им станете.
Ханс, для которого в период его учебы в школе похвалы или порицание учителей были пустым звуком, ощутил это первое признание, как голодный — хороший кусок хлеба. И то, что и подмастерья стали со временем относиться к нему серьезно и больше не смотрели на него как на придурка, придало ему свободы, он почувствовал себя комфортно и начал оценивать свое окружение с человеческим участием и любопытством.
Больше всех ему нравился Никлас Трефц, старший подручный, этот спокойный русый великан сумными серыми глазами. Но прошло еще какое-то время, прежде чем тот подпустил к себе новенького. Поначалу он был молчалив и несколько недоверчив по отношению к сыну богатенького. Гораздо сговорчивее казался второй подручный, Йохан Шембек. Он не брезговал принять сигару от Ханса или выпить с ним кружку пива, подсказывал ему иногда разные мелкие рабочие хитрости и старался расположить к себе молодого человека, не умаляя собственного достоинства как классного специалиста в их ремесле.
Когда Ханс пригласил его однажды провести с ним вечерок, Шембек снизошел до него, принял приглашение и повелел ему прийти в восемь часов в небольшую харчевню Беккена у среднего моста. Там они и посидели; через открытые окна доносился шум реки, и за вторым литром вина подручный разговорился. Попивая прозрачное красное вино, он закурил хорошую сигару и приглушенным баском посвятил Ханса в семейные и деловые тайны владельца мастерской Хаагера. Ему жалко мастера, сказал он, что тот так прогибается под Трефца, то есть под Никласа. Он ведь насильник и раньше, еще во время спора, сильно побил Хаагера, тот работал тогда еще под началом отца. Он, конечно, хороший работник, по крайней мере тогда, когда ему это нужно, но он тиранит всю мастерскую, и гордыни у него больше, чем у мастера, хотя за душой ни пфеннига.
— Но ведь он много зарабатывает, — сказал Ханс.
Шембек засмеялся и хлопнул себя по колену.
— Нет, — ответил он, часто моргая, — у Никласа в кармане лишь на марку больше, чем у меня. И на то есть причина. Вы знаете Марию Тестолини?
— Ту, что у итальянцев в квартале на острове?
— Да, из этого сброда. У Марии давно уже связь с Трефцем, знаете ли. Она работает на ткацкой фабрике напротив нас. Я не могу поверить, что она уж очень к нему привязана. Он, конечно, большой крепкий парень, это все девушки любят, но так, чтобы она была по уши влюблена, этого нет.