Мартин провел день в мучительной лихорадке ожидания и в страхе, что Элизабет вот-вот внезапно уедет. Он час за часом кружил вокруг ее дома. Неопределенность реакции на его подарок мучила его ужасно. Он ведь знал, что едва ли дозволительно было писать в такой неприятно жесткой, конкретной форме и так беспощадно и бесцеремонно бестактно. И все же он испытывал своего рода радость, что наступило время неотменимых решений и от него больше ничего не зависит. Он пытался предугадать, какие последствия будет иметь для него отказ от преподношения. Это ведь было не то же самое, что отказ принять простое объяснение в любви; если Элизабет скажет «нет», всякая, даже мимолетная, встреча с ней окажется под запретом, и тем самым вся предыдущая жизнь Мартина будет прервана, как тонкая нить, ибо круг общения, где Элизабет и он были первыми лицами, окажется для него закрытым. И что тогда? Он еще раз обдумал все отвергнутые им раньше планы. Некоторая возможность оставалась только за двумя из них: возвратиться в среду, от которой он многие годы последовательно и с железной твердостью держался на отдалении, или окончательно ограничить ее своим собственным обществом. Снять где-нибудь, например во Флоренции, квартиру или построить дом, много ездить, держать свои творения при себе, скрывая их от других, или найти для себя издателя. Третий путь — это был револьвер или расщелина в глетчере высоко в горах, но Мартин всегда в большой строгости держал от себя подальше мысль о самоубийстве, возможно, инстинктивно сознавая, что у его и без того несчастливой жизни эта подспудная мысль отберет последнюю вспышку света — его неодолимую гордость. Вот и сейчас этой мысли не суждено было одержать над ним верх.
Успокоился Мартин только к вечеру. От Элизабет вестей не было, она не приняла решения, и у него оставалась возможность уговорить ее в последнем их разговоре. Он решил использовать эту возможность настолько взвешенно и разумно, насколько это было возможно, а потому принял ранним вечером сильное снотворное и проснулся на другой день весьма поздно.
Элизабет тоже решила оставить все на волю последнего визита Мартина. Утром, проснувшись рано после беспокойно проведенной ночи, она постаралась хладнокровно справиться с возбуждением.
Поэт явился в тот же час, что и накануне. Она приняла его спокойно и приветливо в музыкальном салоне. Они обменялись будничными вопросами и ответами. Поэт начал бой первым.
— Могу ли я спросить, Элизабет, прочитали ли вы мое приношение?
— Вы хотите, чтобы я поблагодарила вас?