— Выходите, господин барон! — лейтенант самолично открыл мне дверь.
— Стало быть, вы не сомневаетесь в моем благородном происхождении? — спросил я вылезая из кареты.
— Я? Нисколько не сомневаюсь! — ухмыльнулся лейтенант. — Думаю, завтра утром маркиза будет ожидать неприятный сюрприз.
— Подслушали наш разговор?
— Нет, просто догадался.
Я внимательно посмотрел на лейтенанта. Надо будет запомнить этого человека, может быть полезен. Толковый, неглупый. Будет возможность, познакомимся поближе.
— Куда меня сейчас? — спросил я.
— Поскольку ваш титул не опровергнут, вас поместят в камеру для благородных, — ответил лейтенант. — До утра.
— Но мой титул еще и не подтвержден! — прищурился я. — Может стоит меня к обычным преступникам поместить?
— Пожалуй, так будет правильно! — в тон мне ответил страж. — Но не в общую камеру. В одиночку, хорошо?
— В одиночку, так в одиночку, — вздохнул я. — Ведите!»
…
И вот я в одиночке. Обстановка весьма скудная, нары с тощим тюфяком и деревянное ведро в углу. Тюфяк это уже роскошь. Его мне выдали по личному ходатайству лейтенанта. Сама камера маленькая, под потолком небольшое окно с решеткой, еще одно в крепкой двери. Через это окошко мои песни и слушают.
— Певец! Чего замолчал? Давай еще что-нибудь, только повеселее! — закричал тот же голос.
— Можно и повеселее, только вот в горле першит. Промочить бы!
В окошке двери появилась бородатая физиономия пожилого тюремщика.
— Можно и промочить, — шепотом сказал он. — У меня немного вина есть. Принести?
— Нет, мне лекарь запретил вино пить. Лучше воды холодненькой.
Тюремщик кивнул, исчез, а через несколько мгновений послышался звук отодвигаемого засова.
— Вот, водичка студеная, только что из колодца, — тюремщик поставил возле нар кувшин. — А вот это сидельцы передали. Очень уж им песни понравились. Да и я, признаться, заслушался.
К кувшину он присоединил тарелку с кругом одуряющее пахнувшей колбасы и парочкой пирожков. Ну вот, мой первый гонорар, как певца. Я всегда знал, что найдутся ценители моего несравненного ТАЛАНТА! Даже не придется в управдомы идти. Главное – слушателей покрепче связать.
Отхлебнув водички, я затянул:
Раз пошли на дело, я и Рабинович!
Рабинович выпить захотел.
Отчего не выпить бедному еврею
Если у него нет важных дел!
Утром меня разбудил тюремщик. Горло слегка болело, не привык я столько песен за раз петь, но знаю, скоро это пройдет. В благодарность за концерт он даже предоставил мне бритвенный набор, так что выглядел я вполне прилично. Я шел на суд с гордо поднятой головой, а из окон тюрьмы вслед неслось: