Белая сова стремительно пролетела над деревом, а еще через мгновение Лок заслышал ее крик, который доносился будто издали, хотя сама она была совсем близко. Теперь Лок опять глядел на Туами и сытую женщину, и то, что они делали, уже волновало его не так бурно, как прежде, когда они грызлись, потому что они были бессильны утолить его насущную жажду. Он не осмелился заговорить с Фа не только из-за ее непривычной отчужденности, но еще и потому, что Туами и сытая женщина теперь совсем притихли и опять всякое слово таило в себе опасность. Ему не терпелось забрать детей и убежать.
В костре слабо тлели красноватые головни, и свет его едва достигал сплетения веток, почек и побегов, сплошняком окружавших прогалину, так что они казались темным пятном на светлеющем небе. Земля на прогалине была погружена в беспросветный мрак, и Лок, чтоб все разглядеть, поневоле использовал свою способность видеть ночью. Костер существовал сам по себе и будто плыл куда-то. Туами и сытая женщина, пошатываясь, вышли из-под дерева, но не вместе, и направились, погруженные в тень почти по грудь, к разным пещерам. Водопад ревел, и слышались лесные голоса, хруст и шелест чьих-то быстрых, невидимых ног. Еще одна сова парящим полетом пронеслась над прогалиной и умчалась за реку.
Лок повернулся к Фа и шепнул:
— Пора?
Она придвинулась к нему вплотную. Голос ее обрел то же тревожное и властное звучание, какое он уже слышал, когда она велела ему повиноваться на уступе:
— Я схвачу нового и перепрыгну через кусты. Когда скроюсь, спрыгни и беги следом.
Лок поразмыслил, но ничего не увидал внутри головы.
— Лику…
Она стиснула его обеими руками:
— Фа говорит: сделай так!
Он круто повернулся, и листья вьюнка заметались с громким шелестом.
— Но Лику…
— Я много вижу внутри головы.
Руки ее разжались и отпустили Лока. Он приник к верхушке дерева и увидал все, что произошло за минувший день, видения эти опять закружились в его голове. Он услыхал над ухом дыхание Фа, листья вьюнка громко зашелестели, и он тревожно глянул на прогалину, но там никто не пошевельнулся. Он разглядел только ноги старика, торчащие из долбленого бревна, да еще непроглядные черные дыры там, где были пещеры из веток. А костер все плыл, окутанный тусклым багрянцем, но сердцевина светилась гораздо ярче, и синие языки лизали недогоревшие головешки. Туами вышел из пещеры, постоял у костра, глядя на затухающий огонь. Фа тем временем высунулась по грудь из вьюнка и приникла к толстым сучьям дерева со стороны реки. Туами подобрал сук и стал сгребать им горячую золу в кучу, а оттуда сыпались искры, и взмывали дымные струи, и подмигивали маленькие огненные глаза. Сморщенная женщина выползла на прогалину и отняла у него сук, после чего миг или два оба стояли пошатываясь и разговаривали. Потом Туами ушел в пещеру, а еще через миг Лок услыхал шорох, означавший, что Туами повалился на подстилку их сухих листьев. Лок понимал, что женщина сейчас уйдет тоже; но она сперва стала забрасывать землей костер, покуда он не превратился в черный холмик со сверкающей верхушкой. Женщина принесла дернину и швырнула ее поверх холмика, так что трава вспыхнула и затрещала, а прогалину захлестнула волна яркого света. Она стояла дрожа у конца своей длинной тени, а свет трепетал, колебался и вскоре угас совсем. Лок слышал и угадывал чувством, как она ощупью добралась до пещеры, упала на четвереньки и вползла внутрь.