— Шустрее!
Шлеп!
— Ай!
Лысый бритый мастер, сверкая лысиной под взглядами толпы отжимающихся лысых учеников, догнал меня и опять огрел облысевшей палкой по бедной попе, которая лысая с рождения, в отличие от остальных лысых парней, которые так и пялятся на мою бедную грудь, которая уж точно никогда не была волосатой, потому что волосатой, грудь бывает только у лысых мужиков, которые…
Шлеп!
— Ай! Лысый мастер, за что?
— Кто лысый?
— Ой, простите, бритый лысый мастер, я не хотела обидеть вашу лысину!
Шлеп!
— Три круга по бревнам! — взревел лысый бритый мастер, размахивая своей бритой налысо палкой, и грозя очередным шлепком по моей несчастной попке, пока его лысые ученики с трудом удерживались на волосатых руках, почему-то дрожа и тихо хрюкая, что было очень странно, потому что они хоть и лысые, но не свиньи, и очень-очень сильные лысые, поэтому их волосатые руки не могут начать дрожать после всего лишь сотни отжиманий, но, тем не менее…
— Ай!
Я слишком сильно задумалась о парадоксальности лысых и меня снесло с бритого крутящегося бревна другое бревно, но не лысое, а волосатое, потому что было обшито соломой, чтобы не повредить сильно лысых учеников бритого мастера, которые будут проходить это испытание для становления более лучшими лысыми учениками, чтобы когда-нибудь занять место своего бритого лысого мастера и тот, наконец, смог бы, как он говорит, спуститься с этих гор и спокойно пойти «гонять и сувать лысого», чтобы это не значило…
За размышлениями о сути лысины, и иногда проскальзывающими воспоминаниями о ненавистном лысом органе одного волосатого мужлана, который я поклялась вырвать вместе с волосатыми шариками, крепящимися к этой лысой штуковине, которая забавно брызгает вкусной жижей, я провела остаток вечера, бегая по лысым бревнам и иногда спарингуясь с лысыми учениками бритого лысого мастера, которым это почему-то, по словам лысого мастера, очень придавало сил для дальнейшего пути совершенствования в искусстве лысой вспышки и лысого блуддизма, а мне было хорошей практикой в противостоянии лысому врагу, который пытался меня повалить и облысить…
Вернувшись в свою келью после купания в речке и ужина, состоящего из супа из лысых бобов, которые готовил наш добрый лысый повар с, как говорит лысый мастер, «самым большим лысым другом», чтобы это ни значило, я достала из-под подушки портрет того волосатого мужлана, который нарисовала по памяти еще в первый день своего опорочивания его лысым органом, и начала разглядывать детали лица и тщательно зарисованного, почти лысого тела с лысой штуковиной, старательно обновляя в памяти образ этого порочного гада, которого я поклялась уничтожить во чтобы то ни стало, попутно пытаясь успокоить рукой странный зуд в своем животике, который возникает каждый раз, когда я смотрю на этот портрет или на не совсем лысые тела совсем лысых учеников нашего бритого лысого мастера…