– Давать советы и делать замечания надо, когда об этом просят, – возразила Берёзка невозмутимо, бросая первую горсть ягод в корзинку.
Её ладонь сладко и щемяще-нежно пахла земляничными чарами лета. Губы Гледлид щекотно погрузились в неё поцелуем, и Берёзка вздрогнула: в памяти вспыхнул образ нагой навьи. Сильное и стройное, как у женщин-кошек, тело, длинные ноги с точёными щиколотками, высокая грудь с ярко-розовыми сосками, дерзко смотревшими вверх и в стороны... Берёзка встряхнула головой, прогоняя наваждение.
– Лучше помоги мне ягоды собрать, раз уж из-за тебя с ними приключилась беда, – сказала она, высвобождая руку из нежного пожатия.
– Своей вины не отрицаю, – поклонилась Гледлид. – Идём, я тут неподалёку видела полянку, на которой их просто тьма.
Пропитанное солнцем и земляничным духом небольшое открытое пространство обступали вековые сосны, в хрустально-прозрачной тишине раздавались далёкие голоса птиц. Гледлид присела на корточки, сорвала алую ягодку, подбросила её на ладони, как бусинку, и закинула себе в рот. Её пальцы раздвинули траву, открывая поражённому взгляду Берёзки вкусные лесные сокровища. Куда ни ступи – всюду ягоды, зелёные, созревающие и совсем спелые. Целое благоухающее море ягод...
– Вы мои хорошие, мои сладкие, – с улыбкой прошептала Берёзка, присаживаясь на нагретую солнцем землю. – Ягодки спелые, матушкой-землицей вскормленные, в пригоршню прыгайте да в лукошко моё падайте!
Земляника сама полетела к ней в руки, причём только зрелые ягодки, а зелёные оставались на своих стебельках.
– У меня не получается, как у тебя, – подмигнула Гледлид, собиравшая ягоды обычным способом – вручную. – Не научишь?
– Я уже поделилась с тобой своей силой, когда мы сажали розы. Пробуй, и всё получится, – отозвалась молодая ведунья.
Прозвучало это чуть строго – тоном терпеливой наставницы, которую то и дело заставляет огорчаться и сердиться нерадивая ученица. В глазах навьи замерцали лукавые солнечные искорки.
– Наверно, мне нужно ещё немножко твоей силы. – И с этими словами Гледлид склонилась и мягко поцеловала Берёзку пахнувшими земляникой губами.
Та вздрогнула от этой дерзости, точно от удара хлыстом по спине. И земля, и небо, и трава шептали ей о Светолике, но закрытое на замочек сердце дрогнуло, словно само лето приникло к её губам своими духмяными устами. Эта шаловливая нежность взывала к жизни, к радости, стучалась тонким ростком в створки скорбно замкнутой души... Слёзы вновь навернулись на глаза, и Берёзка прошептала:
– Больше не делай так... без моего разрешения.