Уходя, он видел, что она снова плачет.
Через час медсестры отключили вентилирование легких и стали снимать трубки. Показания приборов были в порядке. Утром во вторник Лейси то засыпала, то просыпалась, но к полудню беспамятство ей наскучило. Как ни слаб был ее скрипучий голос, он креп с каждым часом. Она разговаривала с Энн, с тетей Труди, с дядей Рональдом, которого раньше недолюбливала, но теперь оценила его преданность.
В реанимации было тесно, и когда состояние Лейси стабилизировалось, врачи, заключив, что опасность для ее жизни миновала, решили перевести ее в отдельную палату. Как раз в это время приехал Гюнтер, старший брат Лейси, ее ближайшая родня, не считая матери. Как всегда, о его появлении заранее оповестил его голос. Он заспорил в коридоре с медсестрой на тему о допустимом количестве посетителей в палате в конкретный момент. Правила предусматривали ограничение — три человека. Гюнтер высмеял этот пункт правил, к тому же он гнал без остановок из самой Атланты, сгорая от нетерпения повидать младшую сестренку; если медсестра недовольна, пусть вызывает охрану. На случай вызова охраны Гюнтер пригрозил вызвать своих адвокатов.
Обычно его голос предвещал неприятности, но сейчас он звучал для Лейси прекрасной музыкой. Она забылась и хотела рассмеяться, но это вызвало судорогу боли от головы до коленей.
— Вот и он, — сказала Энн Штольц.
Труди и Рональд напряглись, изготовившись к обороне.
Дверь палаты распахнулась без стука. Ворвался Гюнтер, преследуемый медсестрой. Он чмокнул мать, проигнорировал дядю с тетей и чуть не набросился на Лейси.
— Господи, сестренка, что они с тобой сотворили? — Свой вопрос он сопроводил поцелуем в лоб.
Она вместо ответа попыталась улыбнуться.
Оглянувшись, Гюнтер сказал:
— Привет, Труди, привет, Рональд. Попрощайся с Лейси, Рональд, тебе придется подождать в коридоре. Сестра Ретчед грозится вызвать охрану во исполнение дурацкого правила, действующего в этом захолустье.
Труди потянулась за своей сумочкой.
— Ну, мы пошли, — сказал Рональд. — Часа через два-три придем опять.
И они выскочили из палаты, довольные, что не задержались в обществе Гюнтера. Тот уставился на сестру Ретчед и показал два пальца.
— Мама — один посетитель, я — второй. Вы умеете считать? Законность восстановлена, теперь я попросил бы вас оставить нас в покое. Могу я поговорить с сестрой?
Сестра Ретчед тоже была рада ретироваться. Энн качала головой, Лейси хотелось смеяться, но она помнила, как это больно.
В зависимости от времени года и даже от месяца Гюнтер Штольц принадлежал либо к десятке наиболее успешных коммерческих девелоперов Атланты, либо к пятерке спекулянтов, ближе всего подошедших к грани банкротства. В свой 41 год он уже дважды побывал банкротом и был, похоже, обречен ходить по тонкой проволоке — любимое развлечение и даже смысл жизни некоторых девелоперов. В хорошие времена, при дешевых деньгах, он вовсю влезал в долги, маниакально строил и тратил так, словно этому никогда не будет конца. Когда рынок оборачивался против него, он прятался от банков и сбрасывал активы по дешевке. Середины для него не существовало, осторожность он презирал, экономию тем более. Когда все рушилось, он не переставал уповать на светлое будущее, а когда был на взлете, вспоминать тощие времена ему было недосуг. Атланта была обречена на непрерывное разрастание, и его призванием было нашпиговывать ее все новыми торговыми, жилыми и офисными комплексами.