Воислав Добрынич, опростав после обеденной трапезы жбан квасу, отер усы и бороду и пытливо глянул на Василька.
— А коль булгары вступят в союз с Пургасом? Их войска довольно многочисленны.
— И о том думал, воевода. Ныне и наши войска зело крепки, и коль мы вошли в Пургасову волость, надо решительно действовать, а то когда еще соберемся.
Василько прошелся по избе. В подслеповатые оконца, затянутые бычьими пузырями, била снежная пороша, слышался воющий, неугомонный ветер.
— Дело сказываешь, княже. Не худо бы и дале двинуться… Не худо бы, — раздумчиво произнес Воислав Добрынич, но в словах его чувствовалось какая-то недосказанность, и это насторожило Василька.
— Аль что не так, Воислав Добрынич?
— Впереди — непроходимые дебри, глухие места, да и сугробы выше головы. Искать войска Пургаса — немалый риск.
— Не узнаю тебя, воевода. Побеждать без риска — побеждать без славы. Сугробы, вишь ли, помеха. А на что мы лыжи прихватили? Издревле наши вои ходили на лыжах, пролезали по любым неудобицам и уничтожали врагов. Чего ж ныне так не предпринять?
— Предпринять можно, Василько Константиныч. Но ты попытай убедить в том князя Юрия.
— И попытаю! Неча пиры задавать, когда и полдела не сделано. Неча!
Василько толкнул ногой дверь и окликнул своего ближнего гридня — меченошу:
— Славутка!..Седлай коней!
Воислав Добрынич лишь головой крутанул. Молодая кровь в князе играет. Едва ли чего он от князя добьется. Тот зело не любит, когда племянники начинают ему что-то советовать. Он сам-де семи пядей во лбу.
Дружина Юрия Всеволодовича расположилась в селении князька Янгина, кой, потеряв добрую сотню джигитов, скрылся в лесах. Всюду дымились костры, неистребимо пахло жареным мясом. Подвыпившие вои, вырезав у мордовских мужиков скот, подвесили на вертела говяжьи и бараньи туши.
Из одной избы выбежала полуголая мокшанка, что-то истошно закричала на своем языке. За девушкой устремились трое воев, настигли и с хохотом повалили в сугроб.
Василько подскочил на коне к насильникам и принялся их стегать плеткой.
— Прочь, прочь, жеребцы!
Вои поползли в стороны, но князь, перегнувшись в седле, всё стегал и стегал гридней. Меченоша Славутка от удивления даже рот раскрыл: никогда еще он не видел Василька в такой ярости.
На помощь «жеребцам» побежали от костров дружинники, выхватили мечи, закричали:
— А ну стой!
— В куски посечем!
На Васильке не было княжеского корзно, иначе бы гридни и слова сказать не посмели. А тут — чужак в обычном зимнем полукафтане, в кои облачены многие дружинники.
Увидев, как на него набегают вои с обнаженными мечами, Василько вытянул из ножен и свой меч.