Как только корабли были отогнаны или потоплены, весь огонь артиллерия перенесла на Херсонес. Ночью вступили в действие и батареи гвардейских минометов — «катюш». Огненно-хвостатые снаряды во всех направлениях чертили темное небо и рвались, сея смерть и разрушения в гуще немецких войск.
В предрассветные часы вся местность огласилась гулом советских танков и криками пехоты «Ура!». Враг был деморализован, подавлен. Немецкие офицеры и солдаты стали сдаваться в плен.
Но еще тысячи раненых солдат лежали на оконечности мыса Херсонес. Здесь же было несколько сот эсэсовцев, которые отказались сдаваться и продолжали вести огонь.
Советские войска вновь перешли в наступление. Кое-кто из эсэсовцев пытался уйти на самодельных плотах и лодках. Но все прибрежное пространство простреливалось нашей артиллерией.
Занятый мыс Херсонес представлял собой страшную картину. Вся местность перед «земляным валом» и за ним была покрыта воронками и осколками от снарядов. Землю усеяли немецкие каски, автоматы, саперные лопаты, винтовки. Стояли разбитые немецкие тяжелые танки. В воздухе, подгоняемые ветерком, кружились бесчисленные обрывки фотографий, личных документов, топографических карт, писем. Как снег, они засыпали землю.
У берега на мелкой волне раскачивались вздутые трупы.
И тут у самой кромки берега Николай Бандуристов увидел мертвого, а на нем лоскуты тельняшки.
— Ребята, а это наш!
«Вот так и Митька, может, где-то», — неожиданно подумал Николай.
— Его надо похоронить… Похоронить обязательно… Вытащили погибшего на берег. Завернули останки в плащ-палатку. Вырыли могилу и опустили в землю.
Прогремел винтовочный залп. Военнопленные немцы, напуганные залпом, забеспокоились, но быстро снова затихли. Поняли.
Были они небриты, грязны, в прожженных, рваных шинелях, но на их лицах сквозь смертельную усталость уже просвечивала надежда: может, будем жить.
Закончились тяжелые, кровопролитные бои. В Крыму не осталось ни одного немецкого солдата с оружием в руках.
Созвучна настроению, царившему в войсках, была и крымская природа. Май здесь один из самых благодатных, благоухающих месяцев.
Как ни корежила эту землю война, на склонах гор зазеленели виноградники. Цвели фруктовые деревья и сирень. Удивительно красивы были бледно-лиловые кисти глицинии.
В начале июня майора Бандуристова вызвал генерал Телегин.
— Что, майор, думаешь после войны делать? — спросил он.
— Не думал об этом, товарищ генерал. Война-то еще не кончилась…
— Верно, еще не кончилась. Но конец уже не за горами… Как мыслишь свою жизнь? В армии или вне армии?