Такая долгая жизнь (Бондаренко) - страница 78

А как волнующе пахнет земля в марте, когда начинает паровать на солнце, когда на подсыхающих пригорках пробивается первая зелень. Такого запаха в городе не бывает. И снег тает, и земля обнажается, а все не то…

Клим и Михаил вышли на окраину села. Поднимался легкий полуночный ветерок. Нежно шуршала под ногами сухая трава. И вдруг в ночи раздался крик — женский, холодящий сердце своей неподдельностью. Будто не кончилась «Медвежья свадьба», будто снова крутили страшный финал, когда невеста перед смертью, перед тем как ее загрыз жених, закричала вот таким голосом. И тут из-за бугра выскочили три пары. Бежали не понарошку, а вовсю девки, задрав подолы юбок, мелькая белизной ног, парни не отставали от них. В одном из парней Михаил разглядел Степана Заерко.

— Степка! Что случилось?

— Привидение!.. С кладбища!.. Тикайте!.. — не сбавляя прыти, прокричал на ходу парень.

— Что за черт! — выругался Клим Романов. — Какое еще привидение?.. Снова поповские штучки?..

Кладбище было рядом. Месяц за тучу зашел. Матово белели кресты на могилах. Часовенка с круглым куполом пряталась в тени деревьев. И тут они увидели  е г о… Роста нечеловеческого. Метра три. Всё в белом. Руки длинные, тонкие, как кости, а голова?.. Не голова — шар какой-то. И завывание — уууууу… Двигалось  о н о  медленно. Не шагало, а будто плыло.

У Михаила все похолодело внутри, ноги сами готовы были нести его прочь. А Романов? На одной ноге не уйдешь! И Романов побледнел. А может, так показалось, потому что месяц как раз в это время снова вышел из-за тучи. Романов закричал высоким, не своим голосом:

— Стой, чертово привидение!.. Стой, тебе говорю, в бога-мать!

Михаил никогда прежде не слышал, чтобы Романов матерился.

— Стой! Стрелять буду! — уже со злостью и угрозой, тоном ниже, громко сказал Клим и вытащил маузер.

А  о н о  будто сильнее подвывать стало, шаг прибавило.

— Стой, говорю в последний раз!..

Романов выстрелил вверх, шагнул, зацепился деревяшкой за кочку, споткнулся, и по ушам Михаила ударил второй выстрел.

Михаил увидел, как оно остановилось и стало переламываться пополам: верхняя половина клонилась, клонилась и рухнула, глухо ударившись, как мешок, о землю. Нижняя половина заметалась, сдирая с себя белое, завопила:

— Убили! Никишку убили!..

От этого крика холодный пот покрыл лоб. В сознание острием вонзилось одно — беда! Случилась беда! Михаил побежал туда… Романов заковылял следом, чувствуя непомерную тяжесть во всем теле, руки и ноги словно одеревенели.

Васька Мартынюк — теперь Михаил узнал его — в разодранной старой простыне стоял на коленях над Никишкой, все еще замотанным в белое. Никишка был без сознания. Темное пятно на белой простыне расползалось вширь.