Стоило кому-нибудь сказать «смерть» или «жертва», как его избивали. Немцы внушали нам, что мы должны называть трупы
Figuren,
то есть… «марионетками», «манекенами», или Schmattes, то есть «ветошью».
Сказали ли им, когда они начинали работу, сколько всего Figuren находится в ямах?
Шеф Вильнюсского гестапо сообщил нам: «Здесь лежит девяносто тысяч человек; сделайте все, чтобы от них не осталось и следа».
Рихард Глацар (Швейцария), бывший узник Треблинки
Это случилось в конце ноября 1942 года.
Когда после работы нас гнали в бараки, со стороны «лагеря смерти» – так называлась одна из частей нашего лагеря – в небо вдруг взметнулось пламя. Очень высоко. В одно мгновение все вокруг засияло, весь наш лагерь будто вспыхнул. Дело шло к вечеру, мы зашли в барак, поели, но не переставали следить через окно за этой фантастической картиной – заревом, окрашенным во все возможные оттенки цвета: красного, желтого, зеленого, фиолетового.
И тут один из нас встал…
Мы знали, что это оперный певец из Варшавы. Его звали Сальве. На фоне полыхающего за окном пламени он начал монотонно распевать неизвестную мне молитву:
Господь, Господь,
За что Ты нас покинул?
Когда-то нас сжигали в огне, Но мы никогда не отвергали Твоего священного закона.
Он пел на идише. Сзади пылали костры, в которых тогда, в ноябре 1942 года, в Треблинке стали сжигать трупы. В ту ночь это произошло в первый раз: мы поняли, что теперь тела умерших будут не предавать земле, а сжигать.
Мотке Цайдль и Ицхак Дугин
Когда все бывало готово, трупы обливали горючим и поджигали. Немцы ждали сильного ветра, так что пламя обычно не гасло дней семь-восемь.
Симон Шребник
Немного дальше, вон там, находился бетонный цоколь, и, если какие-то кости не сгорали, например большие кости ног, мы…
У нас был ящик, мы брались за ручки и несли его к цоколю, где другие должны были размалывать кости в порошок. В очень мелкий порошок. Его складывали в мешки, и, когда их набиралось много, мы шли к реке Нер; там внизу был мост, и мы опрокидывали мешки в Нер; прах падал в воду, его уносило течением.
Маленький белый дом
Не выходит у меня из памяти.
Каждую ночь
Я вижу его во сне.
Пола Бирен (Цинциннати, США), бывшая узница Освенцима
Возвращались ли вы когда-нибудь в Польшу?
Нет. Я хотела, и не раз.
Но что я там найду?
Как совладать с чувствами?
Мои дед и бабушка похоронены в Лодзи.
От одного знакомого, который ездил в Лодзь, я узнала, что власти хотят перекопать кладбище, срыть его.
Как я могу после этого туда вернуться?
Когда погибли ваши дед и бабка?
Мои дед и бабка?
В гетто они долго не протянули. Оба были немолоды, через год умер он, а еще через год – она. В гетто, да.