В то время я абсолютно ничего не знал о приготовлениях немцев, не мог такого себе представить. Но Симха и его товарищи задолго до меня узнали об окружении территории гетто немцами.
Симха Ротем (по прозвищу «Казик»)
Во время празднования Песаха мы чувствовали: просто так они нас не оставят. Ощущалось какое-то напряжение. Вечером немцы начали атаку. Не только немцы – с ними были украинцы, литовцы, отряды польской полиции, латыши. И вся эта орда двинулась на нас. Мы почувствовали: это конец. В первый день вступления немцев в гетто бой развернулся в центральном районе. Мы находились в стороне от него; до нас доносились лишь звуки взрывов, выстрелов, свист пуль, отраженный эхом. Мы знали только, что в центральном гетто идет ожесточенный бой. В течение первых трех дней битвы перевес был на стороне евреев. Немцы быстро отступили к выходу из гетто, унося десятки раненых. С этого момента все их действия сводились к ударам, наносимым извне, – авианалетам и артиллерийским обстрелам. Мы были не в состоянии что-либо противопоставить ударам с воздуха, особенно целенаправленному поджогу домов. Гетто превратилось в сплошное пожарище.
С улиц исчезли все признаки жизни. Мы врылись в землю, укрылись в подземных бункерах и уже оттуда продолжали свои действия. Мы действовали ночью. Немцы обычно появлялись в гетто днем, а ночью ретировались, потому что ночью, по правде говоря, они очень боялись входить на территорию гетто. Надо сказать, что бункеры строило местное население, а не сами восставшие. Когда у нас не осталось сил продолжать сопротивление наверху, мы нашли убежище в бункерах. Все бункеры внутри выглядели одинаково. Больше всего в них поражала теснота – нас было очень много – и жара – жара такая чудовищная, что нечем было дышать; даже свечи в этих бункерах не горели. Иногда, чтобы совсем не задохнуться в этой духоте, приходилось ложиться вниз лицом к земле. Тот факт, что мы, участники восстания, не позаботились об устройстве подземных убежищ, ясно показывает, что мы не надеялись выжить в этой схватке с немцами. Мне кажется, что человеческий язык неспособен описать весь ужас, пережитый нами в гетто.
По улицам – хотя эту груду развалин лишь с большой натяжкой можно было назвать «улицами» – приходилось идти, переступая через трупы, лежащие как попало, один на другом. Все мостовые и проходы были завалены ими. Нам выпало бороться не только с немцами, но также с голодом и жаждой; мы не имели никаких контактов с внешним миром; мы были полностью изолированы и отрезаны от него. Мы дошли до такого состояния, что уже перестали понимать смысл этой борьбы с немцами.